— Уходи, Арс…

— Мила…

— Не добивай меня еще сильнее…

А вот после этого можно подойти еще ближе. Обнять. Прижать к себе.

— Ну… ну, прекрати.

Она плачет.

Чёрт.

Почему-то это болезненно ранит.

Я не хотел.

Я на самом деле хотел легкого, сладкого, манкого, яркого романа. Короткого, как золотая осень, до которой еще, к счастью, есть время.

Осенью красиво в Питере. Сады одеваются в разноцветные сарафаны, блещут, искрятся, напаивают всё вокруг нереальными ароматами…

Мысли как у влюбленного курсантика, мечтающего об увольнительной, чтобы сбежать к девчонке, стыдливо ждущей первого поцелуя.

Не стал я курсантиком. И проблем с ожиданиями поцелуев тоже не было. И нет.

И жена не спрашивает, где я ночевал, потому что нет смысла.

Не те отношения.

Я предупреждал.

Не то, чтобы я не был создан для брака.

Скажем так, я не был создан для этого брака.

Вот и всё.

Милана, кажется, уже не плачет, но я её не отпускаю.

— Арс, давай расстанемся хорошо, а?

— Конечно, мы расстанемся хорошо, только не сегодня.

— Прошу тебя, ну… отпусти.

— Зачем? Разве тебе плохо?

— Мне будет плохо, потом. Мне уже плохо сейчас. Я не могу, не могу вот так, я…

— Хорошо. Я отпущу. Только… зачем тебе уезжать? Ты собиралась провести в Питере неделю? Погулять, отдохнуть, по музеям походить, в Мариинку собиралась, да?

Кивает, пытаясь отстраниться, выпускаю чуть-чуть. Немного. Мягко. Но всё-таки держу.

Какая она…

Сейчас вот, в эту минуту торкает, бьёт в голову.

Какая она необыкновенная. Реально — богиня. Чудесная абсолютно. Волшебная.

Не совершенная, и в этом её совершенство. В тоненьких морщинках у глаз, в крапинках веснушек, затерявшихся где-то, в немного обветренной коже на губах, а скорее просто уставшей от моих поцелуев. Губы распухли, это факт. Так и хочется их. Пробовать.

И чувствовать на своём теле.

Хочу её.

Это какое-то наваждение.

Хочу отпустить и хочу брать.

Секса хочу именно с ней, больше ни с кем. И знаю, что долго еще не захочу ни с кем другим.

Околдовала.

Богиня.

Скотина я. Какая же я скотина.

Да, я должен отпустить. Извиниться. На колени встать.

А я вцепился в неё.

— Милана, не уезжай.

— Арс, послушай…

Послушал бы, но…

Да, твою мать!

Хватаю её лицо в ладони, впиваюсь в губы.

Пусть думает, что я сумасшедший влюблённый, который готов ради неё на всё, что у меня крышу вчера на крыше снесло. А это на самом деле так и есть. Снесло. И я сумасшедший.

Я как ребёнок, у которого любимую игрушку отбирают.

Не отдам. Не хочу отдавать и всё тут!

— М-м-м… М… — игрушка пытается вырваться, но я отпускаю только тогда, когда страх сдохнуть от асфиксии становится сильнее страха получить по морде.

— Зачем… ты… ты…

— Потому что.

— Захотел, да?

— Да.

— А о моих желаниях ты подумал?

— Нет.

— Честный.

— Да.

Шикарный диалог. Но её даже этим не сбить с толку.

— Пусти меня, Арс, мне нужно успеть выехать на трассу до… до полудня.

— Останься. Я… Если хочешь, я тебя больше не побеспокою. Но я не хочу переживать из-за того, что помешал твоим планам.

— А ты только из-за этого будешь переживать?

Я знаю о чём она. Знаю.

Киваю.

— Да, Мила, только из-за этого.

— Прекрасно. Ну… переживай.

— Милана.

Вырывается всё-таки, хватает чемодан.

— Мила… Ну, хорошо, хочешь, уезжай, но позволь мне хоть как-то… компенсировать что ли…

— Ты что? — смотрит на меня, как на полоумного, — Ты мне деньги еще предложи! Пиздец! Это вас тут, в Питере что ли такому учат?

— А что, московские мужики женщинам денег не дают?

— Я с московскими не трахалась.

— А ты попробуй, вдруг понравится.

Раз.

По морде, хлестко. Отрезвляет.

Два.

По Библии, вторую щеку подставил.

Три…

Это уже чисто русское, троекратный поцелуй, троекратная пощечина.

Четвертую уже не дам, да и она не может, руку отбила.

Беру за запястье, прижимаю ладонь к ноющей щеке.

Сука, рука тяжелая у неё. Больно.

Но мне полезно.

— Мила, оставайся.

— Я номер сдала.

— Гостиниц полно. Кстати, то место, где мы вчера ночевали…

— Нет! — почти кричит. — Нет. Туда не поеду.

— А куда хочешь?

— В «Англетер» — с вызовом.

— Надеюсь, не застрелишься?

— Увы, поэт из меня не важный. Да и возраст не тот… лишний десяток лет.

— В «Англетер», так в «Англетер», поехали.

Глава 23

— Жень, я сошла с ума?

— Сошла.

— Что мне делать?

— Наслаждайся.

Подруга усмехается, отправляя в рот полную ложку «Павловой». Меня передёргивает.

— Ой, только вот торт не надо ненавидеть! — продолжает усмехается Женя, прекрасно считывая мои мысли.

Торт, названный в честь великой русской балерины ненавидеть было за что.

За объединяющий его и «обожаемую» мной любовницу мужа балет.

— Торт ни в чём не виноват, тем более, не факт, что Анна Павлова такой вообще ела.

— Еле, не ела, какая разница. Не об этом.

— Вот-вот. Давай лучше о твоём незнакомце и разводе… мостов.

О незнакомце я и пришла поговорить.

Мне надо было поделиться.

Удивительно то, что с Женей мы общаемся в основном по интернету. И познакомились там же. В одной из