За ним послана была почетная стража; с радостным лицом встретил ее старец и поспешил в дом военачальника, уверенный, что уже ничто не лишит его скорого венца. Там посетили его все близкие; народ толпился всю ночь на улице; добрый пастырь заботился о юных девах, чтобы не подверглись поруганию среди толпы. Утром потребовали его на судилище.

«Ты ли Киприан, папа сих беззаконных?» — спросил проконсул. «Я», — отвечал Киприан. «Жертвуй богам или подумай о себе», — сказал судия и услышал столь же твердый ответ: «Делай что знаешь, я готов!» Смертный приговор был произнесен вслух подсудимому, и он воздал хвалу Богу. Вокруг зашумел народ. Воины извели старца из города на место, осененное рощею, и вслед за ними устремилась толпа, взывая: «Умрем с нашим пастырем!» Св. Киприан распростер мантию и преклонил колена на молитву; потом отдал диаконам верхнюю одежду и уделил несколько денег тому, кто должен был поразить его мечом; сам он завязал себе глаза и просил священнослужителей связать ему руки; верные бросали вокруг платки и полотенца, чтобы сохранить священную кровь его, и на это поставленное их любовью ложе скатилась старческая глава.

Св. мощи мученика погребены были с великою честию, и Флавиан, его диакон, имел утешительное видение: ему снился радостный Киприан и отвечал на заботливый вопрос: страдают ли мученики во время терзания? «Не может страдать тело, когда дух уже на небе и душа вся в Боге». Лукиан наследовал кафедру Киприана; но мучения не прекращались. В Иппоне епископ Феоген, в Нумидии три епископа Агапий, Секундин и один неизвестный со своим диаконом Иаковом и чтецом Марином пострадали после мужественного исповедания имени Христова, и еще на земле уже вкусили предчувствие небесного блаженства. В Утике триста исповедников предпочли сгореть во рву известковом, нежели возжечь фимиам идолам, ибо так одушевил всех пример пастыря, который многим являлся, укрепляя на муки. Восемь других учеников его в Карфагене, томимые в узах и утешаемые также небесными видениями, последовали вскоре за своим учителем, возбудив твердостью общее изумление. Пресвитер Виктор, диаконы Флавиан и Понтий, описавший блаженную кончину Киприана, были из числа первых, и многие другие из клира и мирян скончались в темницах и рудокопях. Испания, Галлия и Восток имели также своих мучеников при Валериане, хотя гонения не были там столь жестоки, как в Африке. Епископ Террагонский Фруктуоз кончил жизнь на костре с двумя верными диаконами. Строго соблюдая пост пятка, он не хотел нарушить его даже в минуту смерти, хотя и томимый жаждою посреди амфитеатра, потому что еще не наступил вечерний час, разрешавший пищу и питие; пламенно молился он о Церкви вселенской, простертой от востока до запада, и преклонил колена на самом костре, когда обгорели узы его, привязывавшие к столбу. Такими пастырями уже процветала Церковь Испанская, начала которой мало известны; такими же славилась и более древняя Церковь Галликанская, ибо в Лимогии, Нарбонне, Туре, Клермонте, Арлах, Тулузе, Париже уже учредились кафедры епископские. Сатурнин Тулузский, по злобе жрецов языческих, привязан был к рогам бешеного вола, приготовленного на жертву богам, и разбился на каменных ступенях высокого капища. Дионисию Парижскому отсекли голову, как и его пресвитеру и диакону, пред вратами будущей столицы Франции; пострадали и другие епископы, менее знаменитые, Понтий в Нисе, престарелый Максим и верный его пресвитер Феликс в Ноле, и Проват на рубеже Германии. Великое свидетельство слов Апостола Павла, что любовь превыше всего, и что если кто не имеет любви, хотя бы и Ангельскими говорил языками, будет только кимвалом бряцающим и медью звенящею, представилось в Антиохии. Двое из числа верных, Саприкий и Никифор, один пресвитер, другой мирянин, связанные во всю жизнь братской любовью, по внезапной ссоре, изменили любовь свою в ненависть; однако же Никифор первый очувствовался и просил мира у бывшего друга; но его моления оставались тщетными. Настало гонение, Саприкий, как пресвитер, твердо исповедал имя Христово и после многих пыток уже готовился приять мученический венец; раскаявшийся Никифор, услышав, что ведут его на казнь, бросился навстречу и, обнимая колени исповедника, молил о прощении; Саприкий молча прошел мимо. Во вратах города еще однажды воззвал к нему бывший друг: «Мученик И. X., прости меня», и опять не было ему ответа; наконец, на самом месте казни в последний раз упал он к ногам мученика, готового принести себя в жертву за Христа, и напомнил ему слова Спасителя о взаимном отпущении грехов; в час жертвы не тронулось ожесточенное сердце Саприкия, и венец его был отдан Никифору. «О чем, безумный, ты просишь сего осужденного? — спросили у него воины. — Или не видишь, что скоро его не будет в живых?» Они велели Саприкию преклонить голову на плаху; но сердце его, остывшее к чувству любви человеческой, внезапно остыло и к Богу. «Зачем хотите казнить меня, — воскликнул он, — жертвую богам!» Ужаснулся Никифор, он умолял его уже не за себя, но ради собственной души, не отрекаться от Господа, не лишаться венца после стольких мучений, но тщетно; тогда сам заступил место отверженного и, смелым исповеданием имени Христова, восприял его награду.

И в кесарии Палестинской св. Марин, знаменитый своим рождением и богатством, променял славу житейскую на горнюю. Он готовился получить высшую степень в звании воинском, когда от него потребовали, ради такой почести, чтобы жертвовал пред кумирами императоров; Марин не соглашался. Правитель Палестины дал ему три часа на размышление; услышав о том, епископ кесарии Феоктист взял за руку Марина и ввел в церковь. Внутри алтаря он указал ему одною рукою на меч, им носимый, другою же на Евангелие, лежавшее на престоле, и велел избрать лучшее. Марин радостно простер руки к Евангелию и пастырь укрепил его молитвою на смерть. Из церкви повели его прямо к судилищу, оттуда на смерть и патриций римский Астурии, пораженный его великодушием, понес на раменах своих окровавленный труп его до места погребения.

259-й от Рождества Христова

Жестокая казнь за трехлетнее гонение постигла самого гонителя кесаря Валериана, который в неудачном сражении против Персов впал в руки царя их Сапора и десять лет томился в неволе, несмотря на выкуп, предлагаемый его сыном и преемником Галлиеном. Сапор в железной клетке возил за собою знаменитого пленника, и напыщенный своей победою, употреблял его вместо скамьи, когда садился на коня. Но если отдохнули христиане в тихое правление Галлиена, не отдохнула империя Римская, ибо тридцать тиранов возникли в одно время в разных ее пределах, оспаривая порфиру друг у друга, доколе более счастливый из них не