в него камней утвердился на неподвижном камне Христе. В Лампасаке Петр, в Никомидии Кондрат, в Никее Трифон и Респикий, и Христоф в Ликии, Меркурий в Каппадокии и Полиевкт в Армении со многими другими запечатлели смертью свою веру. В Троаде же близ развалин древней Трои три юноши взяты были проконсулом и смело объявили себя христианами; но один из них, одоленный муками, посреди пытки решился служить демонам и, внезапно объятый тем, кому жертвовал, в страшных судорогах испустил дух. Услышав столь постыдное отречение, юная дева Дионисия выступила из толпы и горькими упреками осыпала малодушного. Раздраженный проконсул велел ввергнуть ее в темницу на поругание, но небесный юноша охранил деву, и наутро, с двумя другими исповедниками — Андреем и Павлом, достигла она желанного венца. Многими мучениками прославилась и Александрия. Старец Иулиан, едва двигавшийся от дряхлости, привлекся на судилище исповедать Христа и среди поруганий был сожжен вместе с тем, кто поддерживал его на пути к казни, и с другими мучениками, Макарием, Александром и Епимахом, прошедшими прежде через все пытки. Другой старец Метра, который не хотел повторить некоторые бесчестные слова, по многократном биении и извертении глаз засыпан был камнями в предместий города. Немезион, сперва осужденный как разбойник, но оправдавшийся, был мучим за христианство тяжелее, нежели самые разбойники, и сожжен между ними. Сатурнин епископ, отрекаясь от жертвоприношения идолам, сам сделался жертвою ярости народной; а Диоскор, отрок, поразивший судей своими ответами и твердостию в муках, отпущен был до времени на свободу. Не были пощажены и женщины, объявившие себя христианками, и воины Римские, обратившиеся к Богу зрелищем их мучений, и иные Египтяне, имена их неисчислимы. Многие бежали от ужаса в пустыни Аравийские и там сделались жертвою варваров. Херемон, престарелый епископ Нилополиса, скрылся без вести. Благородный юноша Павел, сын богатых родителей, принужден был также бежать из нижней Фиваиды, от жестокого преследования единокровных. Углубляясь все далее и далее в пустыню, он полюбил ее безмолвие и, достигнув наконец уединенной пещеры, в расселинах которой росла плодовитая пальма и журчал источник, основался там на все течение временной жизни. Посреди глубокого созерцания и совершенного уединения он не заметил, как прошли над его главою девяносто лет, и пустынное житие его связалось с началом иноческого мира в Египте, на расстоянии почти целого века. Антонию, великому отцу отшельников, суждено было в свое время открыть сего первого пустынника Фиваиды.

Между тем в Карфагене, при самом начале гонения, уже раздались мятежные вопли в амфитеатре: «Киприана львам!» Он удалился, по тайному внушению, не ради себя, но ради блага своей Церкви, чтобы не возбудить большого смятения; все его достояние взято было правительством, и сам он объявлен вне закона. Однако же из своего уединения Киприан посланиями поддерживал и управлял паству. Особенно трогательны его письма, обнаружившие не только пламенную душу святителя, но и дух времени, и сами обстоятельства. Он умолял оставшихся в Карфагене клириков свято исполнять свою и его обязанность по церкви, и все доходы епископские раздавать убогим; но слишком большим стечением в темницы к исповедникам не раздражать черни, а только ходить туда одному священнику с диаконом для литургии. Писал и к исповедникам Сергию, Рогациану, Фелициссиму, с благоговением целуя их язвы, принятые за Христа, и уста Его исповедавшие, и руки отвергшие идольские жертвы.

Сиротствующий Рим известил Киприана о смерти святого пастыря своего Фавиана и вступил в письменное сношение с Церковию Карфагенскою, открывая ей свои торжества и уроны, советуясь, как поступать с отпадшими, чтобы возбудить малодушных к новому подвигу. Киприан с любовью ответствовал за свою Церковь пресвитерам и диаконам Римским. Когда же умножились гонения в Африке и многие, после жестоких мук, восприяли венец, бдительный их епископ опять укреплял посланиями оставшихся в темнице, утешая их на тот случай, если водворится мир в Церкви, прежде нежели сподобятся они мученичества; ибо некоторые, по ревности, страшились такого лишения. Он возбуждал и клир свой к большей молитве и постам, чтобы отнюдь не нарушался порядок церковный, и повелевал тщательно соблюдать не только тела мученические, но и умиравших в узах за имя Христово, чтобы потом торжествовать память усопших над их мощами.

Между исповедниками, некто Лукиан, получил письмо из Рима от другого исповедника Келестина, который с соболезнованием извещал его о падении двух сестер и просил молиться за их спасение. Лукиан, превознесенный страданиями, какие сам претерпел ради Христа, ответствовал, что блаженный мученик Карфагенский Павел, в час своей смерти, дал ему власть, именем его, разрешать всех падших, и потому, готовясь сам восприять муки, преподает он мир церковный не только обеим сестрам, но и другим виновным, когда после гонения покаются перед епископом.

Следуя первому надменному движению сердца, Лукиан начал без разбора давать отпустительные листы и сделался как бы главою отступников, ибо и сам не умер в темнице, спасенный однако же случаем, а не отречением. Св. Киприан не скоро узнал о его поступках; но, заметив между многочисленными исповедниками послабление нравов, увещевал пресвитеров Карфагенских внушить им более смирения и благочестия. Когда же слух о беспорядках Лукиана дошел до уединения, где обретался святитель, из глубины сокрушенного сердца написал он три убедительных послания к мученикам и исповедникам, к пресвитерам и диаконам, и к верным мирянам своей паствы, заклиная их не отступать от древнего порядка, не потворствовать малодушию и не производить соблазнов; он угрожал отлучением от церкви для непокорных и, только по снисхождению к болящим, дозволял им причащение Св. Тайн в случае опасности.

Послание римского клира к клиру Карфагенскому совершенно оправдало действия епископа; но дерзость Лукиана возрастала все более и более; он даже написал от своего лица повелительное письмо к Киприану, извещая о дарованном от него мире падшим, давал мир и епископу, хотя сам не занимал никакой степени церковной. Снова обратился святитель к своей пастве, к соседним епископам и к Римской Церкви, чтобы общими усилиями остановить зло, и получил от нее, в пространном послании, новое удостоверение единства ее духа и мнений с его определениями, так что еще с большею твердостью мог воспротивиться нарушению порядка. Тогда образовался раскол в Церкви Карфагенской, главою были пресвитер Новат и диакон Фелициссим, беспокойные нравом, опороченные деяниями. Негодуя на строгость, с какою разбирал пастырь образ жизни своего клира во дни гонений, они возмутились против него и удалились в горы, где составили особую секту под именем горных. Услышав о такой дерзости св. Киприан, отлучил их от истинной Церкви Христовой и предостерег верных против их обольщений. Когда же окончание гонений