его собственной персоне. Что же касается Батайля и Марджиотты, то здесь мы работали совместно. Бывали разногласия. Обычно это происходило тогда, когда кто-нибудь из нас предлагал какую-нибудь уж очень несуразную ахинею, а другой сомневался в том, что кто-нибудь поверит в ее истинность. Вспоминаю некоторые пассажи, которые вызывали кое у кого из нас опасения, но прошли потом вполне благополучно. Я вписал, например, Батайлю, что однажды Асмодей принес в подарок Диане львиный хвост — он отрезал его от льва евангелиста Марка, — и Диана повесила его себе на шею. Шарль Хакс (он же Батайль) долго смеялся, а потом сказал: «Ну, ты, Габриэль, на этот раз перехватил. Какой осел этому поверит?» А я ответил ему: «Не бойся, дураков хватит, разве остальные россказни католицизма, христианства в целом, да и религии в целом более правдоподобны?» Еще к вопросу о львином хвосте. Мы написали: когда в 1885 году на палладистском собрании в Париже некоторые его участники стали неуважительно говорить о Диане, неизвестно откуда появился вдруг этот самый хвост и немилосердно отхлестал всех недругов гроссмейстерины, после чего верноподданно лег на ее шею, и собрание продолжалось в нужном духе. Ничего, сошло. Выкидывал я и другие фортели не литературного порядка. Когда Финдель выпустил свою брошюру и один иезуитский журнал ополчился против него, я послал в редакцию этого журнала козлиный хвост с пояснением, что это хвост одного дьявола, собственноручно отрезанный у него Дианой Воган. Редакция проглотила это и ничего мне не ответила…

Теперь смеялся весь зал. Сумрачно ухмылялись и те духовные лица, которые до этого изображали крайнее негодование всем происходящим.

Итак, все уже, кажется, ясно. Надо завершать.

— Двенадцать лет тому назад, — сказал в заключение Таксиль, — я признался на исповеди в том, что совершил убийство, которого на самом деле не совершал. Теперь я публично и громогласно убиваю собственное детище — созданную мной сказку о сатанопоклонничестве. А уж о тех людях, которые ей верили и с пеной у рта защищали, и о самом непогрешимом представителе бога на земле, об их умственных способностях и моральных качествах — судите сами…

Финал был встречен залом неожиданно тихо. Люди устали от всего, что они услышали, от собственной реакции на услышанное, от перебранок. Разошлись, не дождавшись обещанного показа «туманных картин» из жизни и быта дьявольского мира.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

В предлагаемой повести-хронике рассказывается о действительных событиях, происходивших в 1885–1897 годах. Выведенные в ней персонажи в большинстве своем реальные личности, жившие и действовавшие, в общем, так, как изображено в повести: римский папа Лев XIII, сам Таксиль, Шарль Хакс, Доменико Марджиотта, архиепископ Морэн, папский нунций ди Ренци, монсеньор Фуэ, руководители и ораторы Тридентского антимасонского конгресса, некоторые эпизодические персонажи, например турецкий корреспондент, выигравший пишущую машинку. Ряд действующих в повести лиц представляют собой продукт фантазии автора — супруга Таксиля Жаннета, парижский архиепископ Транш и другие. Но и они изображены по возможности в соответствии с тем, как выглядит обстановка того времени и окружение Таксиля. Повесть основана на исторических документах и источниках, получивших отражение в литературе на французском и немецком языках.

С личностью и деятельностью Таксиля советский читатель знаком по ряду изданий его работ, переведенных на русский язык, и по предисловиям к этим работам. История антимасонской мистификации Таксилем католической церкви тоже нашла свое освещение в советской литературе, хотя и достаточно краткое и не всегда безупречное в отношении фактической точности. Так, в некоторых изданиях фигурирует пространный и курьезный по содержанию текст анафемы, которой якобы предал Таксиля папа Лев XIII; между тем ни в одном из опубликованных официальных текстов Ватикана, относящихся ко времени понтификата этого папы, такой анафемы нет. Автор повести воздержался от включения в свой текст как этого, так и некоторых других сомнительных по своей достоверности материалов, фигурирующих в литературе.

Ватикан реагировал на то конфузное положение, в которое его поставил Таксиль, единственно возможным в этой ситуации способом — сделать вид, что ничего не произошло, и молчать. Впрочем, отдельные католические авторы не выдержали этого «режима» и высказались в печати, не сумев, однако, сохранить мало-мальски хорошую мину при плохой игре. Так, упоминавшийся в повести немецкий иезуит Г. Грубер (Гербер) издал книжку под названием «Обман как конец обмана». Как явствует из заглавия, он стоял на той позиции, что, раскрыв суть дела, Таксиль продолжает все же обманывать, — непонятно, правда, кого и как. В бессильной ярости иезуит истошно ругает Таксиля и призывает своих читателей по возможности скорей забыть обо всей этой неприятной для церкви истории.

Стремление церковной, да и нецерковной буржуазной печати скрыть таксилевское разоблачение его собственной мистификации не оказалось совершенно бесплодным. В русской, например, богословской православной печати оно так и осталось незамеченным. Еще в 1901 году небезызвестный тогда весьма плодовитый автор протоиерей Г. Дьяченко в своей книге «Из области таинственного» посвящает специальную главу («Поклонение Сатане в масонстве») антимасонским разоблачениям Таксиля, Марджиотты и Морэна, принимая всерьез эти бредни.

В одном случае католическая печать применила и иную тактику. Некий безымянный тулузский аббат выпустил брошюру под заглавием «Истина о святой Диане Воган и Таксиле». Там он утверждал, что финал всей истории есть опять-таки дело рук масонов: накануне разоблачения мистификации они убили Диану, а Таксиля купили за полмиллиона франков…

Особый интерес во всей истории, послужившей сюжетом предлагаемой повести, вызывает то обстоятельство, что Таксилю противостоял папа Лев XIII — личность сама по себе незаурядная. «Перехитрить» его Таксилю помогло положение, в котором находилась тогда церковь.

С образованием в 1870 году итальянского королевства и провозглашением Рима его столицей папство лишилось светской власти и перестало существовать как самостоятельное государство (лишь в 1929 году положение было в некоторой степени восстановлено). Предшественник Льва XIII на папском престоле Пий IX в знак протеста объявил себя «ватиканским узником», обреченным на прозябание в своей «тюрьме», кстати сказать, по-царски комфортабельной. Лев XIII оставался в том же «прозябании». Оно, однако, не только не парализовало, а, наоборот, обостряло стремление пап к тому, чтобы диктовать миру свою волю. Отошел в прошлое феодальный порядок, оплотом и важнейшим составным элементом которого была церковь. Надо было применяться к условиям капитализма, но с тем, чтобы, не имея светской власти и статуса государства, повелевать народами и диктовать человечеству свою волю. Папа Лев XIII изыскивал все возможные средства к тому, чтобы завоевать для церкви положение «духовного» главы человечества. Он явился первым из пап, кто трезво оценил значение борьбы рабочего класса в капиталистическом обществе и поставил своей целью нейтрализовать этот