Шрифт:
Закладка:
Лагерь фанатических приверженцев антипалладизма не сдавался. Выступил на сцену такой зубр, как глава объединения немецких католических священников, насчитывавшего больше двух тысяч членов, «генерал-директор» Кюнцле. Он опубликовал в феврале 1897 года большую статью, в которой поносил последними словами всех сомневающихся в истинности антимасонских разоблачений, «кто верит масону Финделю больше, чем целому сонму католических авторитетов». Аргументация Кюнцле заслуживает воспроизведения.
Кто отрицает самоличное явление Сатаны людям, — наносит свои полемические удары борец за католическую ортодоксию, — тот должен считать обманщиками всех христианских святых, ибо они все рассказывали о подобных явлениях. А что касается мисс Дианы, сатанинского культа и прочего, о чем говорится в антимасонской литературе, то вполне достаточно в этом отношении, утверждает Кюнцле, сослаться на авторитет папы, его энциклику «Humanum genus», награждение Марджиотты орденом Григория Великого (кажется, такого награждения все-таки не было!), апостольские благословения и благодарности по адресу Дианы Воган. И с железной логичностью ставится дилемма, долженствующая окончательно сразить вольнодумцев: или все, что писал Таксиль и его соратники, истинно, или «святой отец поддерживал заведомых обманщиков и полоумных людей». Разумеется, что каждый католик должен выбрать первую из этих альтернатив. После такого сокрушительного аргумента следуют ссылки на авторитет гренобльского епископа Фава и других не менее знаменитых личностей.
Вряд ли папская курия, а теперь уже и сам папа были довольны этими запоздалыми громами, рассчитанными на поддержание готового рухнуть здания антипалладизма. В их расчетах было по возможности тише выйти из позорища. Некоторые деятели Ватикана уже понимали, к чему все идет, и хотели бы предотвратить скандал, который, по всей видимости, готовил для них Таксиль. И, надо полагать, сильно портили им настроение такие отзвуки антимасонского фанатизма, как выступление Кюнцле или календарь Лурда на 1897 год со статьей о Диане Воган, которая излечилась от сатаномасонства и пришла к единоспасающей вере. Но Таксиль не дал им спустить дело на тормозах.
21
Наступила пора закрывать занавес спектакля, длившегося уже двенадцать лет. Надо было это сделать по возможности эффектнее, с расчетом на наиболее громкий отзвук в печати и в общественном мнении. Несколько дней подряд просидели в кабинете Таксиля вместе с ним самим Хакс-Батайль и поседевшие за десятилетие ветераны Ассоциации свободомыслящих Анри Бержье и Клод Карборан, обсуждая диспозицию предстоящего генерального сражения. Много было выкурено сигар, выпито вина и кофе, спорили, писали, зачеркивали, принимали решения, отменяли их, возвращались к отмененным. В конце концов картина того, что им предстояло, прояснилась.
Нужно арендовать большой зал Географического общества, он вмещает больше шестисот человек. А главное — не просто заполнить эти места, но сделать так, чтобы сидели на них представители возможно большего количества французских и иностранных газет. Их надо заинтриговать и привлечь. После долгих обсуждений и споров приняли текст афиши, которая должна быть во многих экземплярах развешана по Парижу. Разумеется, афиша будет соответствовать программе.
Вечер должен был состоять из трех частей.
Первая рассчитана на возбуждение непосредственного интереса у журналистов. Имеется в виду розыгрыш, как говорилось в афише, «пожертвованной Дианой Воган очень хорошей пишущей машинки из Нью-Йорка стоимостью в четыреста франков». Кто-то из участников собрания оказывался счастливчиком и по воле жребия бесплатно получал пишущую машинку. В афише при сем расписывались удобства, с которыми связано для журналиста владение пишущей машинкой, и сообщалось, что в розыгрыше примут участие номера билетов только тех, кто к моменту открытия будет присутствовать в зале. Розыгрыш машинки являлся не только приманкой для корреспондентов, но и своего рода символическим актом, который должен был наводить на мысль о том, что Диане Воган больше не надо будет печатать на машинке, ибо она прекращает свою деятельность. А это уж заставляло ждать какого-то поворота в ее биографии и вообще во всем ходе событий.
Вторым и главным номером программы анонсировалось выступление самого Таксиля на тему «Двенадцать лет под знаменем церкви». Могло вызвать недоумение то обстоятельство, что на вечере, именующемся «конференцией Дианы Воган», выступает с центральной речью не она, а Лео Таксиль. По этому поводу в афише фигурировало специальное разъяснение: после несколько невнятного, хотя и многословного обоснования такого решения сообщалось, что «мисс Диана Воган передала господину Лео Таксилю слово по вопросам, ее персонально касающимся». Заодно афиша обещает, что «господин Лео Таксиль изложит, почему и как его отступление не является дезертирством».
В качестве третьего раздела повестки дня фигурировала обширная программа показа диапозитивов на экране, представленная в афише как «конференция Дианы Воган», но без объяснений того, какую роль в конференции будет играть она сама, в частности, будет ли она демонстрировать эти картинки и комментировать их. Всего обещалось пятьдесят пять штук, и в афише они были перечислены: подлинные фотографии не только Дианы Воган, но и ее мужа Асмодея и госпожи Пайк, дочери масонско-сатанинского папы, и вид гибралтарского подземелья, где расположены промышленные предприятия Сатаны, и многое другое. А весь этот раздел программы носит красноречивое заглавие «Палладизм повержен». Ну как не пойти на такую конференцию?!
Афиша интриговала и двусмысленностью некоторых своих мест, той самой невнятностью, о которой мы выше сказали. Намекалось на «отказ Таксиля и Дианы от антимасонской борьбы», — что бы это могло значить? Может быть, они заканчивают борьбу из-за того, что уже одержали полную победу — «палладизм повержен», масонство полностью разоблачено, «маска сорвана» и, стало быть, задача, поставленная святым престолом, полностью решена? А вдруг все наоборот? Какие-то намеки по этой части в последнее время то и дело мелькают в газетах, особенно в немецких, и вообще в печати…
Так или этак, а к назначенному времени у подъезда здания Географического общества