– Она впечатляющая артистка. Даже я не могу этого отрицать. – Даже слишком впечатляющая, хотя признавать это ему не хотелось. – Но если во время ее выступления – или выступления любого из ее соперников, если на то пошло, – случится что-то, с чем мы не сможем справиться, я пожалею о том, что внес свою лепту.

Его мысли окутала черная туча, заставляя умолкнуть.

Разбитое зеркало.

Его крики.

Впервые за долгое время он позволил себе окунуться во мрак воспоминаний, пронзавших его, точно нож. Справившись с собой, он снова посмотрел на Эразмуса, который настороженно наблюдал за ним.

– Занимаясь сценической магией, мы осознаем, что она таит в себе опасности, и принимаем неизбежный риск, который влечет за собой такая жизнь. – Распорядитель посторонился, чтобы пропустить рабочих, заносивших в зал доски из красного дерева. – Наибольшую опасность таит в себе то, что происходит за сценой, когда мы пытаемся задушить чужой потенциал. Когда задуваем свечу до того, как публика успевает увидеть ее свет. Этот город и так слишком долго страдал во тьме, вам так не ка- жется?

Дэрона окатило волной жгучего стыда. Эва поколотила бы его по той же самой причине. Ее колючее осуждение чудилось ему с того самого мгновения, как он вошел в особняк Аласторов, намереваясь добиться исключения Каллии из «Феерии».

Этим утром Дэрон встал засветло и направился к старому особняку, надеясь застать Эразмуса или мэра Эйлина без свидетелей, но обнаружил в зале только одинокую фи- гуру.

Она сидела на одном из пыльных кресел в первом ряду спиной ко входу и смотрела на сцену с таким напряжением, будто стремилась прожечь доски взглядом. Она ничем не показала, что заметила его присутствие, хотя он не сомневался, что она услышала бы даже звук упавшей иголки на заднем ряду. Просто ей было все равно. Все ее внимание было сосредоточено на сцене, будто там разворачивалось представление, которое не видел никто, кроме нее.

Дэрон сам когда-то поступал точно так же. Рано утром садился возле сцены, представляя себя на месте зрителей и наслаждаясь спокойствием.

Даже когда в зал начали входить люди, она не сдвинулась с места. Дэрон тоже продолжал стоять в дверях, мешая строителям и трудовым волшебникам. Потом прибыли другие участники, которые начали зазывать его на разминку. Он только отмахнулся и остался на месте, с любопытством наблюдая за ней.

Дэрону самому было стыдно за то, как долго это продолжалось. Ведь это он тогда затеял спор, встретившись с ней в коридоре. Разумеется, свою роль сыграло выпитое вино и взвинченные после пожара нервы.

«Это не оправдание», – раздался у него в голове шепот Эвы.

Он бросил еще один взгляд на Каллию, обходившую зал. Несмотря на разбросанные у нее на пути доски, банки с краской и инструменты, она двигалась плавно и легко. Она была в брюках, заправленных в темно-красные сапожки, и длинный черный сюртук, чтобы не замерзнуть холодным утром. В этом наряде Каллия производила не меньшее впечатление, чем в облегающем платье, в котором явилась на ужин. Все напрягались при ее приближении, но без малейшего стеснения глазели на нее, когда она отворачивалась, будто на пламя, которое вот-вот распространится по всему залу.

– Уж вы-то могли бы ее и поддержать, – вдруг добавил Эразмус, будто подслушав мысли Дэрона. – По-моему, вы видите в ней то, что не имеет никакого значения для большинства судей. Возможно, ее история получит иное завершение.

Раскаяние, которое успело ненадолго проникнуть в голову Дэрона, мгновенно растворилось, уступая место холоду. И черному облаку воспоминаний.

Он весь превратился в лед.

– Очень жаль, что с вашей ассистенткой случилась такая беда. – Распорядитель сочувственно цокнул языком. – Вы так чудесно смотрелись вместе, и она была такая хорошенькая…

– Заткнитесь, Рейн, – прорычал Дэрон и отошел в сторону, чтобы окунуться в какофонию строительного грохота и криков, но вместо этого услышал женский смех, полны абсолютной уверенности в себе, хотя до представления оставалось всего несколько часов.

Настоящую предводительницу Цирка Триумфаторов звали Канари.

В честь алой канарейки, певчей птички, чей голос был намного глубже, чем можно ожидать от такого маленького существа. Рано утром Каллия велела помятому, сонному Ааросу, как только встанет, сразу же отправиться за циркачкой и привести ее в особняк Аласторов. В такое время он, наверное, согласился бы даже пройтись по городу голышом, лишь бы от него отстали.

Никто, кроме Каллии, будучи в своем уме, не стал бы вставать в такую рань, чтобы осмотреть особняк Аласторов в первый день состязаний, за несколько часов до генеральной репетиции. Она просидела все это время в одиночестве перед сценой, представляя свое выступление таким, каким его увидит публика, когда вспыхнут прожекторы и занавес откроется под звуки аплодисментов.

Воображаемые овации стихли, когда стук молотков и крики вырвали Каллию из грез. Она растерянно осмотрелась и увидела снующих туда-сюда строителей. В дальнем конце зала стоял Демарко, как всегда непроницаемый. Эразмус Рейн только что прибыл, а еще Аарос наконец приволок красноволосую девушку, которая, похоже, по утрам держалась еще более сердито, чем обычно. Но, когда Каллия изложила свои планы на вечер, недовольно поджатые губы циркачки сложились в усмешку. В ответ она назвала свое имя, словно делая подарок, который Каллия приняла с хитрой улыбкой.

– Моим циркачкам нельзя даже посмотреть. – Канари пнула ногой деревянный обломок, скидывая его со сцены. – Нам велено прятаться, пока мы не понадобимся Рейну. Для чего, он сам еще не решил.

– Но ведь вы Цирк Триумфаторов, – возмутился Аарос. – Вы гвоздь программы. Вас нужно показывать всем, а не прятать в темном углу.

– Вот именно, красавчик, – сухо ответила она. – Если бы цирк и впрямь был в моих руках, мы бы тут наделали шуму. Но, увы, у кого деньги, тот и командует.

Каллия нахмурилась. Слышать это было неприятно, но не то чтобы очень удивительно. Эразмус Рейн производил впечатление человека скользкого, склонного легко отвлекаться на новое, забывая о старом. Да, сейчас он видел в Каллии звезду, но до нее наверняка были еще дюжины таких же. Например, Канари. И весь Цирк Триумфаторов.

Это раздражало, но Каллия все равно готова была стараться ради него, раз уж это ее единственный шанс остаться в игре. Демарко она явно разонравилась. Они избегали друг друга с тех самых пор, как он объявил ее в опасном саботаже. Ну и ладно. Пока что Рейн на ее стороне, а больше ничего и не нужно.

Разве