сложилось, я в каждой был своим человеком. Меня любили за мой весёлый нрав и остроумие. Куренной, наоборот , неоднократно был не в состоянии как следует прикрыть ревнивого раздражения: нафиг ты, -спрашивал он, - водишься с этим Жорой –он же придурок. Я мог общаться с кем угодно. Любопытно, куда это всё девалось?

Итак, мы находились в Голосеевском лесу и столкнулись с компанией незнакомых парней. Их тоже было шестеро.

Мы шли себе мимо. Они нас заметили. Конфликт не заставил себя ждать.

Они окликнули нас:

- Эй, вы!

Я глянул на Куренного, тот шагал с отрешённым лицом, что называется «на полнейшем морозе».

- Вы чего - оглохли? Что вы тут шляетесь?

- Тебя забыли спросить, - огрызнулся я на ходу.

- Чё ты сказал?

Куриной зыркнул на меня колючим взглядом, обернулся к ним, и ответил за меня:

- А что нельзя? Это что ваш лес?

Те подошли к нам.

- Ну, не ваш, точно.

- И не ваш, - парировал Куренной.

- А чей? – спросил самый крупный из шестерых, рыжий такой, и, шагнув к Куренному вплотную, пихнул его руками в грудь.

Куренной отпихнул его в ответ.

- Бей их, пацыки! - крикнул рыжий и накинулся на Куренного.

Каждому досталось по противнику. Меня судьба свела с каким-то долговязым парнем, лицо которого обезобразило шрапнелью оспы.

Я поднял сжатые кулаки к лицу, встал в стойку. Он был на полторы головы выше меня, но меня переполняла уверенность в том, что я его одолею. Я уже даже знал как. Лишь только он приблизится на расстояние удара, я тюкну его «прямым» в край подбородка и он, клюнув головой воздух, отправиться в глубокий нокаут, а я брошусь помогать кому-нибудь из наших.

Я не спешил. И время замедлилось. Он двигался навстречу ко мне. Я выждал. Собранный, сконцентрированный… Он шёл не поднимая руки, открытый полностью…

Глядел я ему прямо в глаза. Потому что помнил наставления тренера:

- Не следи за руками, - говаривал он. – Всё его тело врёт, смотри в глаза. За мгновение до удара ты увидишь, что он собирается ударить, и этого мгновения тебе хватит, чтоб уйти от удара.

Он приблизился. Я уловил, что он собирается ударить первым: мышцы его лица напряглись, губы сжались, глаза сверкнули… Я успел перенести тяжесть своего веса на правую ногу, готовый увернуться от любого удара, а затем нанести свой…

Он так и не поднял своих рук. Он задействовал ногу. Врезал сл всей дури ногой. Удар пришёлся в пах. Острая боль пронзила все внутренности, перехватило дыхание, из глаз непроизвольно брызнули слёзы… Бой был быстро и позорно проигран. Мой противник повалил меня на землю, и принялся колошматить меня поверженного с невероятной злобой, вдохновенно, словно тесто месил.

Дела моих товарищей тоже протекали не блестяще. Краем глаза я успел заметить: противник Додина оседлал его и, держа за волосы, тыкал мордой в грязь; неподалёку Куренной и рыжий, вцепившись друг в друга, катались по земле, прямо как любовники в приступе взаимной страсти.

Потом я услышал истерический крик Науменко:

- Бежим!

Этот крик, своеобразный сигнал к отступлению, а точнее к паническому бегству, был не только услышан всеми нами, но и предал нам силы. Я изловчился и лепил пару коротких ударов в ненавистное мне лицо, изъеденное оспой, затем, спихнув противника с себя, вскочил и понёсся прочь, вслед за товарищами по несчастью.

Душила злая обида. Физическую боль поглотила боль душевная. Я был оскорблен и разочарован.

Сам виноват! Психология начинающего спортсмена заблокировала звериную интуицию и навыки дворового пацана – и подвела. Привык, дурак, что на ринге никто не бьёт ниже пояса. Тем паче ногой.

С боксом было покончено. Окончательно и бесповоротно.

В уличных драках была иная психология, и напрочь отсутствовали правила. А я в детстве был лодырем и раздолбаем.

Я ещё неоднократно делал попытки подружиться со спортом.

Месяц ходил на каратэ. Но мама отказалась платить за тренировки.

- Не буду я платить за твоЮ каратэ! – ворчала она. – Нам жить не за что, второй месяц за квартиру не уплачено, а я буду твои дурацкие «кия» оплачивать? Обойдёшься! Зачем тебе каратэ? Кого ты собираешься бить? Что? Никакой это не спорт! Не делай з меня идиотку на старости лет. Хочешь заниматься спортом – пиздуй в лёгкую атлетику – будешь там на кольцах и на брусьях яйцами крутить, это хоть красиво. А твоя каратэ – это прямая дорога в тюрьму! Ты же можешь ногой кому-то в голову заехать и он может умереть… Хорошо если это будет начальник ЖЭКа, а если всё-таки хороший, ни в чём неповинный человек? Не дам! И не проси! Ни копейки! Хочешь кого-то угробить – вон возьми мясорубку на кухне, а ногами махать ты можешь и дома. А что? У нас в большой комнате места – хоть коней гоняй, махай себе на здоровье, «киякай» там себе, хоть до посинения в области таза. Всё! Разговор окончен. Денег нет! Мама ещё не смастерила из подручных средств печатный станок. Ауфидарзейн, майн либен! Загляните на недельке.

Потом я подался в велоспорт. Своего велосипеда у меня не было, и я надеялся, что там я накатаюсь вдоволь. Но за два месяца тренировок, нас и близко к великам не подпустили. На тренировках мы только и делали, что бегали, прыгали, приседали и ходили вприсядку… Я перестал ходить на тренировки. Да и сестра со своим первым мужем купили мне ко дню рождения велосипед.

Потом меня сестра по большому блату устроила в юношескую футбольную команду «Арсенал».

Я посетил четыре тренировки. Мне нравилось. Но стоило капитану команды – всеобщему любимчику – неподобающим тоном сделать мне какое-то замечание (что-то о том, что я неправильно принимаю мяч), я послал его в жопу и после этого не посмел явиться на следующую тренировку.

Короче, что тут вспоминать? Что понапрасну рассуждать? Не сложилось у меня со спортом. Не судьба.

Единственный вид спорта, которому я до сих пор отдаюсь всей душой – это борьба с самим собой. Бывают, всё ещё случаются, крупные поражения, но в принципе, я чемпион.

 

 

 

Глава тридцатая

 

 

Уборка

 

 

По субботам мать устраивала в моей комнате уборку. Она всегда требовала, чтобы я ей в этом помогал, но очень скоро, уже спустя несколько минут, она гнала меня из комнаты, уверяя, что от меня никакого толку, и я