Шрифт:
Закладка:
— Не могу больше лежать, Лидия Петровна, всё тело затекло, так хочется косточки размять. А за суп вам спасибо большое, всё сил не хватало самой что-то полезное приготовить. Ну не признаю я доставки. Видимо, профдеформация.
Мы обе улыбаемся, а потом идем на кухню. Пока я ем ароматный суп, старушка пьет чай и рассказывает мне местные новости, а потом мы как-то внезапно переключаемся на Егора.
— Он встает уже, конечно, но сотрясение мозга серьёзное, да и прихрамывает, вывих же.
Ох, я и не знала. Мы общаемся в мессенджерах эти дни, говорим о разном, но ни разу он не упомянул о последствиях моего спасения. Ну, надо же. Сотрясение мозга, вывих, еще и воспаление легких на закуску. У меня-то только последнее.
— Я так виновата. И понесло же меня на этот пирс… — сокрушаюсь я, но Лидия Петровна гладит мою руку и качает головой. Мол, чего уж, поздно об этом думать.
— Вы живы, это уже хорошо. Нечего жалеть о прошлом. Но вот могли бы уже и съехаться, — надувает губы Лидия Петровна и выразительно на меня смотрит. — Не пришлось бы мне по лестницам ходить туда-сюда.
Я заливаюсь густым румянцем. Пара месяцев — не тот срок, чтобы съезжаться. Я даже не уверена, что нравлюсь ему. Ну, мало ли, поцеловал он меня на берегу, так адреналин, сотрясение мозга, чем не причины? Да и на лифте можно ездить, даже этот один этаж. Но нельзя же мне быть такой неблагодарной, вот и суп мне носят, и одиночество скрашивают. Эх, Эмма.
Когда Лидия Петровна уходит, я вдруг решаю испечь кексы. Чувствую себя значительно лучше, да и руки бы занять не помешало. Вообще, не знаешь что делать — иди и пеки!
А потом с этими кексами я схожу к Егору, ведь меня начало мучить чувство вины. Спасти-то он меня спас, но и сам пострадал очень значительно. Надо сказать спасибо. И накормить. Да, накормить — самое то, моя естественная женская и поварская потребность всегда заключалась в том, чтобы накормить родных, гостей, друзей, да хотя бы и знакомых. А тут целый спаситель, я бы сказала герой!
В итоге кексы получаются такими румяными и аппетитными, что глаз не отвести. Спустя некоторое время я обнаруживаю себя перед знакомой дверью.
Когда она открывается, я замираю на месте и просто пялюсь перед собой, ведь в дверях стоит дровосек. Похудевший, немного осунувшийся и почему-то без рубашки. Этого и так достаточно, чтобы меня немного пришибло, но ведь это не всё! Видимо, чтобы не оставить мне шанса, судьба обрядила его в низко сидящие голубые джинсы, такие мягкие на вид, что хочется их потрогать.
И я вообще-то взрослая женщина, вся из себя умудренная опытом, но мои ноги сейчас — свинец, вросший в пол. Я просто молча смотрю в упор на его пресс и, кажется, сейчас еще и слюну пущу. Раз кубик, два кубик, три…
Шесть? А ниже там прячутся еще два кубика или нет? Я и шесть-то никогда живьем не видела, а тут… Черт, Эмма, соберись!
Дровосек приходит в себя первым, он смотрит на меня, в полной прострации разглядывающую его голый торс, а потом хмыкает. Есть в его виде и вот в этом хмыке что-то мальчишеское, хулиганское и немного самодовольное. Ну, конечно, он знает, как выглядит и отлично видит, какое впечатление на меня производит.
Ну да, тут всё понятно, у него просто появилась еще одна поклонница. Настолько пустоголовая, что даже глаза не может отвести. Ну, правда, совсем не могу отвести глаза!
После долгой борьбы с собой, я все-таки поднимаю глаза, но становится только хуже. Теперь мы смотрим друг на друга, я — растерянно, а он с улыбкой.
Он, вдруг, протягивает мне руку, которую я на автомате принимаю, и тянет меня в квартиру. Перешагиваю через порог безропотно, как послушная овечка, тащу с собой кексы и стараюсь не зацепиться ни за что по дороге. Какой-то абсурд, я вообще не понимаю, что происходит. Скажет он снять платье, и я ведь сниму, скажет — танцуй, и буду танцевать. Что со мной происходит?!
И вот я стою посреди его прихожей, судорожно сжимаю несчастные кексы, которые прокляла уже раз двести, в руках и переминаюсь с ноги на ногу. Наверное, надо что-то сказать. Но и слова тоже покинули мою голову.
Егор, похоже, что-то для себя решает и подходит ко мне вплотную. Тарелка с кексами оказывается сначала в его руках, а потом на тумбочке у двери. Черт, теперь я не знаю, куда деть руки.
Но долго думать об этом у меня не получается, потому что его пальцы вдруг обхватывают мой подбородок и приподнимают его. Я смотрю в его глаза и тоже за одно единственное мгновение решаю для себя абсолютно всё.
Я не знаю, кто к кому тянется первым, но наши губы сталкиваются примерно на полпути и это, честное слово, лучшее, что случалось со мной за последнее время. Да, наверное, за всю жизнь.
Это не мурашки по коже, это просто какое-то электричество. У меня внутри зажигается свет, губы искрят, дыхание сбивается, и краем сознания я понимаю, что это взаимно. Егор судорожно сжимает мои плечи, спускаются на талию и прижимают ближе, крепче. Его кожа обжигает, мышцы будто из стали литы, напрягаются под моими руками. Мы никуда не торопимся, но и замедлиться никак не можем.
Можно это тоже записать на сотрясание мозга? Наверное, нет. Да и плевать.
Я целую его, и это потрясающе. Он целует меня, и это лучшее, что могло случиться со мной когда-либо. Теперь я понимаю, что имели в виду мои подруги, когда говорить «страсть», когда многозначительно говорили «между нами химия». Теперь я знаю, как это.
Все должно было быть именно так.
Теперь всё правильно.
.
Мне ничего больше не хочется. Ну… только, может быть, чтобы он не переставал меня обнимать. Вообще никогда.
Мы не можем разомкнуть рук уже, наверное, полчаса, хотя кто считает. Может быть, прошел целый год, а мы и не заметили.
