тонкая, от безысходности и жалости брошенная соломинка в его глазах представляется спасательным кругом. Этого Алиса и хотела, и боялась: дать человеку надежду – дорогого стоит, но вот наблюдать за тем, как она в одночасье рушится, при том, что заменить её попросту нечем… Нервная система Германа явно начинает трещать по швам, и во что это в итоге выльется, предсказать сейчас невозможно.

– Там. – Она без энтузиазма махнула рукой в сторону густого ельника. – С километр отсюда и как раз недалеко от того места, где мы с ней столкнулись, но…

– Идём.

Слегка подивившись тому, что её тоже позвали, Алиса послушно зашагала рядом, стараясь не отставать, что было довольно трудно, и надолго замолчала, подбирая нужные слова. Таковые всё никак не находились, поэтому немного помучившись совестью, девушка глубоко вдохнула и, прощаясь с жизнью, выпалила:

– Ты не думал, что они от тебя ушли?

Герман споткнулся, автоматически преодолел ещё несколько метров и затормозил, уставившись на неё как на умалишённую.

– М-маруся что-то говорила о твоих любовницах, – запинаясь, пробормотала Алиса. – Если уж ребёнок… То есть… Её мать, она…

Мужчина с минуту безмолвствовал, видимо решая, стоит ли тратить бесценное время на общение с потенциальной обитательницей дурдома, после чего слишком мило улыбнулся и ласково, словно у больной, осведомился:

– По-твоему, жена ушла от меня в… лес?

– В мире есть места и похуже, от некоторых уходят в… – Она запнулась, распознав в его взгляде зарождавшуюся жажду крови, и серьёзно сказала: – Да, я понимаю, что теория сомнительная, но подумай сам: твои дети разгуливают здесь абсолютно свободно, никто не держит их на мушке или на привязи. Жену, я так подозреваю, тоже в плен не брали… И в лагере не было следов борьбы, так что, скорее всего, они свалили сами, по собственной инициативе. Пусть направление выбрали несколько странное, но если… Если…

– Договаривай, – очень спокойно предложил Герма. – Ты считаешь, что я домашний тиран, кухонный боксёр, деспот, который ни во что не ставит своих близких?

– Нет, – как следует подумав, признала Алиса, в самом деле не видя его в подобной роли. – Но просто так от нормальных мужиков не уходят, могло быть что-то…

– Не было, – отрезал он.

– Вот вроде бы сказано без угрозы, а мне уже страшновато…

– И правильно. Ты ж мне не жена, могу делать, что захочу.

Его попытку заключить перемирие Алиса оценила и даже неуверенно улыбнулась, давая понять, что в действительности ни капельки не боится, но избавиться от зарождавшихся подозрений было непросто. Конечно, чтобы скрываться с детьми на болотах, надо иметь очень веские причины, но кто знает, правда ли их не было… Герман не производит впечатление садиста, который по-настоящему измывается над семьёй, только многие ли убийцы и насильники производят? О большинстве из них соседи скажут: «тихий, вежливый, обожает детей» и до последнего не будут верить в слова полицейских, выносящих из квартиры трупы. Нервы у мужика стальные, характер твёрдый и требовательный, распоряжения отдаются на раз… Когда у женщины, защищающей своих детей, заканчивается терпение? И почему бы доведённой до отчаяния матери не прятаться в лесу по примеру далёкой предшественницы, ныне болтающейся здесь в белом платье в обнимку с младенцем…

– Завязывай, – недовольно буркнул Герман, который, как оказалось, уже довольно долго приглядывался к её лицу.

– С чем?

– Представлять меня в образе антихриста. Твои фантазии совершенно беспочвенны.

– Ну, не так уж и беспочвенны… Ты, кстати, как относишься к перевёрнутому распятию?

Он устало закатил глаза и резко схватил её за плечи.

– У моей жены не было причин от меня сбегать. Тем более так.

– А мстить?

– Что?

– Причины мстить были? Например, заставить понервничать, побегать среди болот, прочувствовать всю боль утраты, начать ценить то, чего раньше не ценил…

– Да не изменял я ей, – в досаде буркнул Герман. – Не знаю, что там Маруся придумала…

– Мстить можно не только за измены.

– Я редко бываю дома, ясно? При всём желании настолько нагадить ей не успел бы.

– Так, может, в этом и дело? – вкрадчиво полюбопытствовала Алиса, ощущая, что наконец-то близка к истине. Чувство вины за частые отлучки Герману определённо было не чуждо.

– Если бы на месте Марины была ты, я бы такую вероятность допустил, – усмехнулся мужчина. – А у неё с головой полный порядок.

– Если бы на месте Марины была я…

– То что? – нетерпеливо спросил он, не дождавшись продолжения.

– Не знаю, – смутилась девушка. – Просто попыталась представить.

– Удалось?

– Не очень.

– Значит, границы у твоего воображения всё-таки есть…

– У терпения тоже.

– Но размыты и явно не на замке, – покачал головой Герман. – Далеко ещё?

– Вон ручей, за рябиной. Если не ошибаюсь, метров через триста впадает в небольшое болотце, мы там всякие испытания устраивали.

– Смотрю, и сейчас продолжаете.

– Очень смешно, – скривилась девушка. – Я о другом говорю. Мы строили какие-то переправы, плоты из пластиковых бутылок, учились пользоваться верёвками…

– И мылом?

– Мыло не помешает тебе, – огрызнулась она. – Грязный как чёрт после своего землеройства.

Алиса машинально дотронулась до его лба, испачканного глиной, и тут же отдёрнула руку, чего-то испугавшись. Он ответил тяжёлым, задумчивым взглядом, но комментировать не стал.

– Начинается этот ручей далеко?

– Понятия не имею, – смущённо пробормотала девушка. – Вряд ли мы туда ходили.

– Значит, сходим.

Следующие два часа они обследовали топкие берега узенького, неглубокого ручья, стремительно несущегося среди болот, однако никаких следов исчезнувшего семейства так и не обнаружили. Герман был до того расстроен, что даже не слышал её вопросов; на его лице застыло выражение бесконечной скорби, от которого хотелось бежать на край света. Чего-то в этом духе Алиса и ожидала, когда делилась своей сомнительной теорией, а потому снова чувствовала себя виноватой, от чего уже порядком подустала.

Как-то незаметно вернувшись к экскаватору, невезучие искатели людей и приключений бессильно опустились на землю и молча избегали взглядов друг друга, пока мужчина наконец не отмер.

– Утешать меня не надо.

Алиса искренне удивилась, поскольку как раз начинала думать о скудной пище, остававшейся в лагере в явно недостаточном количестве, и чужими душевными терзаниями уже не интересовалась.

– Я ничего не сказала, вообще-то.

– По твоему мрачному сопению всё понятно.

– Мрачному сопению? – возмутилась девушка. – А какое же оно у меня в обычное время?

– Индифферентно-позитивное. – Он поднялся, сделал несколько шагов в направлении оставленной в кабине экскаватора лопаты, но передумал и только махнул в досаде рукой. – Какого чёрта я вообще этим занимаюсь… Всё бессмысленно.

В этот момент Алиса отчётливо ощутила, что её сопение действительно мрачнеет. Открытие было неприятным и заставляло задуматься, однако усиливавшийся голод напрягал гораздо сильнее, и подойдя к Герману, она