В каком-то смысле это была моя победа.

Раньше ему не приходилось объяснять, почему ему что-то не нравится, но теперь он был вынужден назвать конкретную причину, которую можно было обсудить и опровергнуть.

Я с невинным видом повернулась к нему:

– Но ты же не против, что я курю.

Киран курил. Киран был, как выразилась бы моя мать, «настоящим курильщиком», то есть не мог и дня протянуть без сигареты и нервничал в самолете.

Я же дымила по пьяни, но в остальное время к сигаретам не прикасалась. Курение, как и алкоголь, было для меня вечерним излишеством, способом отодвинуть неприятные мысли и дневные заботы.

– Почему тебя беспокоит, что я выпиваю, но не беспокоит мое курение? – упрямо продолжала я, наслаждаясь его замешательством.

– Это… да, курить вредно, но алкоголь портит жизнь, мешает нормально работать.

– У меня не будет похмелья ни от полбутылки вина, ни даже от целой бутылки, – возразила я. – Все нормально. А кроме того, ты же знаешь, у меня работа непыльная.

– Делай что хочешь, – раздраженно буркнул он и зашагал к кассам.

Я поняла, что кое-что у него отвоевала, хоть расплачиваться за победу и придется игрой в молчанку.

Дома, принявшись за готовку, я налила себе бокал и медленно, с наслаждением выпила. Киран меня игнорировал.

После ужина я продолжала пить за чтением, а когда пришла пора спать, сполоснула пустую бутылку и поставила ее в мусорное ведро. Киран наблюдал за мной с дивана.

Я думала, что этот случай ослабит его позиции, ведь он лицемерно осуждал мое пристрастие к алкоголю, а сам круглыми сутками курил, но Киран лишь укрепился в своих убеждениях и решил посильнее надавить на меня – под благовидным предлогом заботы о моем здоровье.

Он принялся слать мне по электронке какие-то исследования о развитии цирроза у молодых работающих женщин, таблицы с количеством калорий в алкогольных напитках. Когда я разглядывала в зеркале морщинки у глаз, он наклонялся через мое плечо, объяснял, что алкоголь преждевременно меня состарит, и тут же звонко целовал в макушку.

Вскоре это коснулось и других сторон нашей жизни. По утрам он распекал меня, если я собиралась поехать на работу на автобусе, вместо того чтобы пойти пешком. Если я жаловалась, что какая-то вещь перестала на меня налезать, или погружалась в депрессию, вызванную недовольством своим телом, он терпеливо объяснял, что я точно похудею, если стану вегетарианкой, как Фрейя.

Как-то раз он отправился к стоматологу, а вернувшись, принялся расхваливать преимущества зубной нити.

– Не хочу, – говорила я по утрам, когда он заставлял меня воспользоваться зубной нитью, выворачивалась из его рук и бросалась к двери, чтобы уйти на работу, пока он не обулся и не догнал меня.

– Да мне ПЛЕВАТЬ, делаешь ты это или нет! – как-то раз заорал он. – Я просто пытаюсь вбить в твою упрямую башку, что в один прекрасный день у тебя выпадут все зубы, и виновата в этом будешь ты сама!

Одним холодным воскресным утром мы собирались в центр, чтобы погулять, пообедать и сходить в кино. Мы стояли бок о бок – он брился, а я чистила зубы. Оба пребывали в хорошем настроении, Киран подмигивал мне, когда мы встречались взглядами в зеркале.

Я сплюнула в раковину и хотела смыть пену, но он схватил меня за запястье и задержал мою руку на кране:

– Видишь это?

– Ч-что? – встревоженно вскрикнула я.

Он уставился на мой плевок, потом растер его пальцем и размешал. Показалась тонкая ярко-алая прожилка.

– Это кровь, – сказал он. – Кровь означает болезнь. Вот что бывает, когда не пользуешься нитью. Видишь теперь? – И он мягко положил ладонь мне на затылок и надавил, медленно опустив мою голову к самому плевку, чтобы я получше разглядела; плевок был в дюйме от моего носа, к горлу подкатила тошнота.

Видишь?

11

С тех пор я стала чаще пить при нем: почти каждый вечер – пара бутылок пива перед ужином, в конце недели – вино.

Я практически не напивалась, и это тоже было частью игры. Если бы меня развезло, когда он сидел рядом трезвый, я бы проиграла. Его молчаливое недовольство стало бы обоснованным. Но пока я пила не пьянея, для его едва скрываемого отвращения не было оснований.

Некоторые мои недостатки он критиковал справедливо. Я избегала любой физической нагрузки, оставаясь упрямой рохлей, как и во времена школьной физкультуры. Если Киран, всюду добиравшийся на велосипеде и способный пробежать много миль, принимался меня поучать, я опускала глаза и бубнила: «Знаю, знаю».

Другое дело – выпивка. Разозлившись на меня за то, что я отказываюсь от трезвой жизни, он бы выглядел нелепо, ведь я-то вела себя до смешного сдержанно. Приготовив для него изысканный и питательный ужин, я чинно шуршала газетами с бокалом вполне приличного вина в руке, и предосудительным или бесстыжим были разве что мой алкогольный румянец и легкое сексуальное возбуждение, спровоцированное его злостью.

Наконец однажды вечером, вернувшись домой, я, к тайному своему восторгу, застукала Кирана выливающим вино из бутылок в мойку.

Когда я осведомилась, что это он такое вытворяет, оказалось, что он желает установить новые правила.

Он объявил, что нам надо меньше курить – во-первых, из соображений здоровья, а во-вторых, потому что квартира провоняла табаком. А поскольку я курю, только когда пью, нам просто нужно взять за правило, что курить – а значит, и выпивать – разрешается только раз в неделю.

Всего один раз, и я могу выбрать когда.

– А как насчет тебя? – спросила я.

– Да, меня это тоже касается, – ответил он, и я чуть не рассмеялась при мысли, что он не щадит даже себя.

– Ладно, – сказала я. – Здорово придумано, малыш.

Я поцеловала его в мягкую небритую щеку и потерлась об нее носом.

Обычно я приходила с работы на пару часов раньше Кирана и бысто поняла, что можно выпивать до его прихода.

В те вечера, когда пить разрешалось, я могла бы покупать две бутылки вина, к половине шестого выпивать первую бутылку, выбрасывать ее и ждать его возвращения будто бы с первым налитым бокалом и зажженной сигаретой.

В доказательство, что правила не нарушены, рядом со мной будет стоять почти полная бутылка. Скрыть же опьянение от такого дилетанта, как Киран, проще простого.

Так я и поступила. Иногда, если я опаздывала, приходилось туго. Помню, как-то раз я, косясь на часы, одним махом прикончила бутылку розового просекко и буквально в самую последнюю минуту