А тот факт, что дело касалось похищения его крестницы, сужал спектр этих эмоций до одной, выразить которую можно было одной короткой, но ёмкой фразой:

— Урою гадов!

Но до того, как тревога успокоится, сделать Танк всё равно ничего не мог. Сжимая в руках бесполезный в данный момент «Выхлоп», Танк уселся на асфальт неподалёку от трупов и принялся ждать.

В таком виде его и застала группа гражданских ополченцев в количестве трёх человек. Двое, совсем ещё молодые парни-близнецы, побледнели и попытались взять Танка на мушку, но «укороты» в их руках тряслись так, что успехом данное мероприятие не увенчалось. Танк приготовился было научить зелёную молодёжь узнавать начальство в лицо, но третий ополченец, в отличие от близняшек-«желторотиков», верхушку стронгов знал.

— Танк? — удивился он, схватил «укорот» одного из близнецов за ствол и с силой надавил вниз. — Что за хренотень тут творится?

Танк показал на пентаграмму.

— Ловить, думаю, уже поздно. Ушли, пока мы тут боевую тревогу отрабатывали.

Словно подтверждая его слова, сирена, ставшая уже привычной, смолкла.

— Как ушли?

— А Стикс их знает, — выплюнул Танк и добавил. — Грёбаные охотники за Дарами.

— Да уж, — почесал подбородок ополченец. — И что теперь делать?

— Пикап змеёнышей помнишь, где стоит? — вопросом на вопрос ответил Танк и, дождавшись утвердительного кивка, добавил. — Под ним вентиляционный короб их базы. В нём застряла собака. Пикап теперь без колёс, так что выбраться без нашей помощи она не сможет. Вытащи её. А эти птенцы пусть найдут мне хоть одного живого связиста. Надо доложить Жнецу.

О том, что и у главы стронгов есть что сказать, Танк пока что не мог и предположить.

* * *

Шпильке хотелось придушить Штайна. Выцарапать ему глаза, переломать всё, что только можно — грёбаный внешник опять влез в её жизнь, и если в прошлогодней части марлезонского балета ей удалось его обставить, то во втором раунде победа явно осталась за ним.

И она попыталась, но Штайн был готов к подобному. После короткой, но яростной борьбы перехватил её руки, вывернул, силой усадил обратно на пол. А затем сам уселся напротив раскрасневшейся и пытающейся отдышаться Шпильки. Нахмурился, сцепил пальцы перед собой и глубоко вздохнул.

— Давай-ка начистоту, Шпилька. Будь моя воля, я бы просто выследил тебя и грохнул. В крайнем случае, перекипел бы и свалил в туман, и ты бы даже не узнала, что я выжил. Но Братья Стикса, подобравшие меня вскоре после уничтожения базы, решили иначе. Пока я загибался от спорового голодания, они забрали мои исследования. Изучили их и только после этого дали мне шанс. Так что не думай, что информацию о тебе я отдал им в качестве мести. Эти исследования были всей моей жизнью, никакая месть не стоит их потери.

Шпилька молча сверлила внешника взглядом и остро жалела, что не может проделать в нём дыру размером с Марианскую впадину.

— Да не говори, что на моём месте ты поступила бы иначе! — вдруг взорвался внешник. — Это Стикс, детка, а не твоя Москва. Здесь выживают так, как получилось, а не в соответствии с принципами и понятиями.

— Кто как, — елейным голоском пропела Шпилька, едва сдерживаясь, что не повторить попытку нападения.

— Ладно, — вздохнул внешник. — Попробую зайти с более понятной тебе стороны. Я узнал кое-что, пока был послушником у килдингов. Узнал случайно, скажу сразу. Оказывается, мой бывший начальник, Бриске — та ещё свинья, кстати, — давным-давно умудрился сговориться с килдингами о том, чтоб пробить ещё один портал в Стикс. Понимаешь, о чём я говорю, да? Новая база и мои бывшие коллеги, очень и очень сильно обиженные на стронгов.

Шпилька постаралась ничем не выдать охватившее её волнение, но ей это не удалось.

— Вижу, что проняло, — удовлетворённо заметил Штайн. — Я попытался выяснить, где это будет, но, к сожалению, магистр не доверяет практически никому. Где лежат планы, я знаю, но без твоего Дара к ним не подобраться. Так вот, предлагаю ненадолго отложить нашу с тобой персональную ненависть друг к другу и заняться общим делом. В конце концов, я сильно сомневаюсь, что ты обрадуешься возвращению Бриске.

— Странно, что ему не радуешься ты, — съязвила Шпилька, мягко говоря, охреневшая от вываленной на неё информации.

Верить бывшему внешнику не хотелось — этот соврёт и недорого возьмёт. Намеренно или из любви к искусству, даже и не важно. Но не верить у неё почему-то не получалось. Сердце у Шпильки болезненно замирало при одной только мысли, что внешники вернутся и начнут зачищать сектор от стронгов. Ударят по мирному Саратову, разнесут к чертям собачьим Энгельс. И снова примутся резать иммунных на органы.

— С чего бы мне радоваться? — пожал плечами внешник. — Бриске наплевательски относился к безопасности нашей базы. А вину за её уничтожение собирался повесить на меня. Да что собирался, наверняка и повесил! Обвинил в том, что это я слил вам план базы. А себе присвоил лавры по раскрытию «заговора» и эвакуации базы.

Это уже отдалённо походило на аргументы. Но на доказательство ещё не тянуло.

— Хочешь сказать, объектом своей мести ты выбрал этого старикана? И ради этого готов предать своих? — желчно выдала Шпилька.

— Своих? — Штайн вытаращил глаза и тут же расхохотался, сообразив, кого она имела в виду. — Нет у меня там никаких своих. Родители давно умерли, семьёй и друзьями не обзавёлся. Тупой американский боров, если вернётся, меня на органы порежет с ещё большим удовольствием, чем тебя. А поскольку путь домой мне теперь заказан, то я с большим удовольствием попытаюсь обломать дальнейший карьерный рост Бриске. В идеале — самым драматическим для него способом. Но для этого мне нужна ты и твой Дар.

Шпилька сидела ни жива ни мертва. В голове было пусто — мозг, сломавшись о зубодробительные новости, решил уйти в перезагрузку.

— Не веришь? — уточнил Штайн.

Встал, подошёл к сиротливо валяющемуся пистолету. Поднял его и бросил Шпильке.

— Тогда стреляй. Чего время тянуть?

Шпилька растерянно покрутила в руках «Ярыгина», подняла взгляд на Штайна. Тот так и остался стоять в паре метров от неё. Если она выстрелит, то даже навскидку не промахнётся. И внешник ничего не успеет сделать. Но почему тогда он так спокойно стоит и ждёт её решения? Не слишком нормальное поведение даже для адреналинового наркомана.

Руки действовали сами по себе, не обращая никакого внимания на размышления. Вскинули пистолет, взвели курок, приставили дуло ко лбу внешника. Они ещё помнили ожоги от концентрированной эфки, склизлые внутренности заражённых, которых Штайн натравил на неё на полигоне. Один выстрел, всего ода пуля