Шрифт:
Закладка:
Телефон завибрировал в кармане. Костя. Внутри все сжалось. Он, наверное, и правда влюблен, как только может быть влюблен парень, у которого все мозги выкурены. Он ведь даже и из семьи нормальной. Одет хорошо. Родители деньги дали на мотоцикл. Кто- то со стороны скажет, что тоже все у него хорошо и зажрался. Только вот Полина понимала, что наверняка не нормально. Он, как и она, внутри был надломлен. Никогда не говорил об этом, но она на интуитивном уровне чувствовала. Ущербные всегда друг друга чуют. И это их даже притягивает друг к другу. Они думают, что могут помочь, только трагедия в том, что это так не работает. Не могут здесь два минуса дать плюс. Иногда понимание этого приходит слишком поздно.
Обиднее всего было то, что в отношениях с Костей Поля не искала утешения. Он – возможно, а она… Почему-то казалось, что вот такой дурной компанией для себя она заденет мать, подковырнет. Ей хотелось этого несовершенства в своей жизни…Чтобы та хоть где-то споткнулась, а не рапортовала подружкам на семейных застольях, какая у нее умница-красавица дочь в то время, как сама понятия не имела, что у нее в жизни происходит. Потом с годами Полина поймет, что дело было даже не в том, чтобы насолить матери. Она попросту пыталась привлечь ее внимание, как и десятки тысяч других недолюбленных подростков, протестующих, восстающих, доводящих своих родителей до белого каления всего лишь ради того, чтобы урвать хотя бы толику их внимания…
Телефон все звонил и звонил. Наверное, раз десятый. На экране то и дело всплывали сообщения от Кости. Она даже читать их не хотела. Между ног неприятно саднило. Низ живота тянуло. Вот и здравствуй, взрослая жизнь… Только что изменилось кроме того, что она теперь чувствовала себя поруганной, оплеванной… Дура, сама виновата…
Не помнила, сколько простояла под струями воды. Обычно живительная влага смывала всю тяжесть с души, становилось легче, но не сейчас… Сон накрыл свинцовой тяжестью, но отдохнуть так и не получилось. На утро она была такой же уставшей и слабой. А когда телефон снова затрепыхался, а на часах было всего шесть утра, на душе стало неспокойно.
«Бабушка»– написано на экране. Сердце уходит в пятки. Почему она звонит так рано?
– Алло?
– Доброе утро! Вы Полина Иванова, внучка Галины Павловны Лаврузиной? – слышит на той стороне сухой равнодушный голос с неприятной тональностью.
– Да, – чувствует, как слабеют коленки от волнения. – Что случилось? Вы кто?
– Я звоню из Третьей городской больницы. Реанимационное отделение. У вашей бабушки сердечный приступ. В телефоне при ней нашли ваш номер – было написано «внучка». Скажите, могли бы вы подъехать?
Глава 8
Когда случается настоящее горе, понимаешь, насколько ничтожны были все твои прошлые переживания. Вмиг все эти сомнения, смятения, нервы отступают на второй план. Появляется горькое, удушающее чувство вины – такое же сильное, как боль утраты. Они идут в паре, бок о бок, испепеляя тебя, разрывая тебе сердце.
Бабушка ушла. Единственный родной ей человек. Та, с кем всегда можно было поговорить и поделиться. Полина сидела у регистратуры на воняющем кожзамом стуле больницы и все пыталась поверить, что это произошло.
Бабушка звонила ей. Просила приехать. Говорила, что соскучилась. А она вместо этого пропадала с торчками на стройке. Взращивала какие-то нелепые планы мести своей матери… Зачем? Для чего? Вопросы в пустоту. И такие же пустые ответы. Без смысла.
Мать с Дмитрием суетились у стойки регистрации, оживленно что-то доказывая медсестре или доктору. Полина не знала что. Знала только, что смерть бабушки, казалось, никак на них не подействовала. Нет, мама, конечно, тихо плакала, вытирая красный нос бумажным платком, пока они ехали в больницу, а Дмитрий, конечно, не нашел времени лучше, как обмолвиться о том, что теперь нужно будет что-то делать с квартирой…
– Дим, мне не до этого сейчас! – огрызнулась мать. Даже странно, она обычно все ему прощает и сюсюкается, – Мне ее похоронить надо для начала, а потом уже будем этими бумажками заниматься.
– Я просто к тому, Люд, что можно подумать-повертеть, что там с ипотекой. Мы ж собирались меняться, метраж увеличивать, так может и не придется кредит брать, если все быстро продадим… – продолжал увещевать отчим.
Полина пораженно посмотрела на мать. Она ведь сейчас ему вмажет, да? Скотина какая бесчувственная! Бабушка полчаса как умерла, а они…
– Все равно в наследство можно вступить не раньше, чем через шесть месяцев. За это время уйдет квартира, которую мы выбрали. Кредит все равно нужен… – вдруг подхватила мать.
Полина обмерла. Квартира? Метраж? Ипотека? Об этом они говорили сейчас? От ужаса сразу даже не задумалась о самой сути – они собрались продавать квартиру и переезжать, ее даже в известность не поставив… С котом и то больше разговаривают.
Отвернулась к окну. Шел густой, застилающий видимость дождь. Было серо и горько. На улице и на душе. Полина набрала в легкие воздух и горько заплакала.
***
– Ты где была? – если бы можно было поставить этот вопрос на запись, наверное, он бы это сделал. Поразительно, как же он надоел своими однотипными подкатами всякий раз, когда мать задерживалась на работе, а Полина оказывалась дома раньше нее.
– С мужиками гуляла, – ответила злобно, порывисто. После смерти бабули внутри окончательно выключилось какое-то реле. Не хотелось теперь ни притворяться, ни избегать его. Сволочь. Равнодушная, потребительская. Ни грамма в нем не было порядочности. Иначе бы по-человечески похоронили бабушку, а не кремировали, словно бы у них денег не было. Это все он, гад, матери в уши гадил. Она слышала.
Как же сладко было видеть его рожу, когда выяснилось, что бабуля завещала свою квартиру Поле. Даже мать была раздосадована.
–И что тебе делать с этой квартирой? Ты все равно сама ни на что не способна…
–Я совершеннолетняя,– упиралась Поля.
–И что с того, что совершеннолетняя… Много ты сама можешь… Если бы не я… Если бы не мы с Димой…
–Не приплетай сюда своего мужика!– не выдержала, заорала на нее.
–Сучка малолетняя! Ты как со мной разговаривашь?! Ты кто вообще такая в этом доме?!
Такие скандалы стали регулярными. Полина считала дни до того момента, как сможет вступить в наследство
