Ивлад очнулся на земляном полу. Голова болела так сильно, что он с трудом перевернулся на бок и ощупал затылок – пальцы остались мокрыми от крови. Сплюнув, Ивлад заставил себя сесть и осмотреться.

Вдоль стен, сложенных из белого камня, стояли две скамьи с матрасами, набитыми соломой, в углу – ведро с водой и ковш. Здесь было даже окошко в частом решётчатом переплёте – тут могли держать только особенных людей, простых воров кидали в острог или в обычную яму.

Военег отправил его в царскую темницу. Ивлад охнул, медленно осознавая происшедшее. Воевода встретил его у города – кто-то доложил? Дозорные? Отобрал девоптицу – что теперь с Литой? И для чего она воеводе: сам захотел перед царём выслужиться? Или для Ружана сбережёт? Голова всё сильнее наливалась болью, во рту было жарко и сухо. Едва поднявшись, Ивлад зачерпнул воды из ведра, сперва напился, а потом плеснул себе в лицо.

Стало только хуже, ледяные струйки сползли за шиворот, волосы намокли и противно прилипли ко лбу. Ивлад утёрся накидкой как мог: хорошо хоть Нежатин подарок не отняли. Зато всё оружие и снаряжение куда-то делось, даже порошок пропал.

Быстро смеркалось, в узкое окошко уже почти не проникал свет, но в темнице не нашлось даже лучины. С наступлением вечера холодало. Ивлад закутался в накидку и уселся на скамье, прислонившись спиной к стене.

Он не стал звать стражу и шуметь: слишком болела голова, да никто бы и не пришёл на помощь – очевидно, по чьему приказу он здесь оказался. Ивлад злился на себя: зачем полез так открыто? Что, думал, Ружан просто так позволит ему первому предстать перед отцом с девоптицей? Наверняка старший брат тотчас кинулся во дворец, когда понял, что Лита пропала. Или же заранее предупредил воеводу, чтоб не пускал никого, кроме него самого.

Кажется, Ивлад задремал. Его разбудили грохот отворяемой двери и голоса. Ивлад всполошился, чуть не упал со скамьи, но удержался и подобрал под себя ноги.

– Сладких снов, – пожелал грубый мужской голос. В темницу кого-то втолкнули, дверь закрылась обратно, и Ивлад различил свистящий шёпот:

– Вам всё аукнется.

– Нежата? – с недоверием спросил Ивлад, вглядываясь в темноту. У дверей стоял кто-то высокий – ростом с самого царевича, но лица не удавалось разглядеть.

– Кто… Ивлад?

Послышался шорох ткани, Ивлад поднялся со скамьи, и его тут же заключили в объятия.

– Нежата… – выдохнул он и так крепко стиснул сестру, что сам испугался. – Ох, прости.

– Дурачок, – шепнула Нежата и прижалась ещё сильнее.

Они простояли, обнявшись, несколько минут. Наконец Ивлад, чуть отстранившись, поцеловал сестру в обе щеки и сощурился, пытаясь разглядеть её лицо в темноте.

– Ты цел?

– Ты цела?

Они задали вопросы одновременно и одновременно же рассмеялись.

– Со мной всё в порядке. А тебя за что же сюда? Ты слышала что-то о девоптице? Как она?

Нежата взяла Ивлада за руки и стиснула тонкими пальцами.

– Я неугодна воеводе тем, что отказалась идти за него замуж. Про девоптицу не слышала, прости. Я была у Военега в тереме, не во дворце.

Ивлад тяжело вздохнул. Всё же очень хотелось бы убедиться, что с Литой не сделали ничего плохого, но и за Нежату он беспокоился.

– У Военега? Что он от тебя хотел?

– Ты не беспокойся. – Нежата быстро ткнулась лбом в грудь Ивлада. – Просто сидела в отведённых мне покоях. Раньше там жила его жена, но ты сам знаешь, что с ней случилось…

– Да уж. – Ивлада передёрнуло. Все знали, что Военег сам убил свою жену, мать Рагдая, – то ли за неверность, то ли за излишнюю ревнивость, и с тех пор её покои пустовали. – И каково там?

– Пусто и тоскливо. Военег надеялся, что я передумаю и соглашусь на его предложение. Но я же упрямая. Пускай этот бородатый боров ищет себе другую дурочку. Ну а что девоптица? Ты всё-таки добыл её? Расскажи!

Нежата присела на скамью и потянула Ивлада за руки, усаживая тоже. В её голосе было только нетерпение, никакого огорчения или злобы – будто царевну вовсе не волновало, что её заперли в темнице.

– Добыл. – Ивлад снова вздохнул. Что бы он ни сказал, ему придётся упомянуть Вьюгу – а что, если он не сумеет сдержаться и выскажет Нежате свою обиду? Ссориться с сестрой, когда они оба сидят в темнице, ему не хотелось.

– И какая она? Красивая?

Ивлад порадовался, что темнота скроет его румянец.

– Очень. Она хрупкая, но только с виду. Особенно когда становится девушкой…

– Ты видел обращение девоптицы? – Нежата ахнула. – Счастливец!

– Вовсе не счастливец. Я бы пожелал не видеть того, что не предназначено для моих глаз.

Нежата до боли впилась ногтями в кожу на ладони Ивлада.

– Ну а… ты сам управился? Или помогал кто?

Ивлад осторожно высвободил свою руку и, немного помедлив, ответил:

– Помогал.

– Вьюга?

Вот так запросто она перевела разговор на тему, которой Ивлад так боялся. Имя колдуна сорвалось с губ Нежаты быстро и легко, будто нетерпеливо каталось на языке и наконец-то освободилось.

– Да.

Нежата молчала, только шуршало платье, которое она непрестанно расправляла на коленях, – наверное, ждала, что Ивлад расскажет что-то о Вьюге, но царевич запнулся и закусил губу. Сквозь головную боль начинала пробиваться злость.

– Ивлад… Ты точно в порядке? Не хочешь мне чего-то сказать?

– Ты же не захотела сказать мне, – буркнул он, встал со скамьи и подошёл к окну. Сквозь щели между кусочками слюды задувал ветер – отец не тратил дорогое стекло на темницы, конюшни и псарни, а велел закрывать оконца слюдяными пластинками. Снаружи стемнело настолько, что совсем ничего нельзя было разглядеть.

– Что ты имеешь в виду? А-а. – Нежата замялась.

Ивлад стиснул зубы, чувствуя, как крепнет гнев.

– Он же верховный колдун. Стрейвинец. Как же так, Нежата? Отчего ты не могла сказать хотя бы… мне?

Голос дрогнул, и последнее слово получилось хриплым. Ивлад прижался лбом к холодной стене сбоку от окошка. Он одновременно и ждал объяснений Нежаты, и боялся их услышать.

– Ивлад, ты же сам понимаешь. Верховный колдун, стрейвинец – вот и весь ответ. – Сестра хмыкнула. – Даже приняв его помощь, ты не сумел принять его самого.

– Зато ты смогла.

– А я смогла. И он меня. Нежату Радимовну, а не царевну.

– Как ты можешь быть уверена в том, что он не хочет подобраться к отцу с твоей помощью?