государственную власть, надёжно защитившую его от окончательного одичания, бандитов и произвола. Народ Украины свой выбор дальнейшего жизненного пути сделал, и она вскоре стала одним из соучредителей Союза Советских Социалистических Республик.

— Подожди, Айвен, — Миддлуотер приподнял палец, помахал им и остро взглянул на русского собеседника. — Бывший генерал царской свиты Павел Скоропадский, имея в Киеве эффективную помощь австрийцев и немцев, не смог, а вот Карл Густав Маннергейм, бывший адъютант последнего русского императора, сумел построить правильно организованное государство в Финляндии, при Ленине отделённой от Советской России. Но только ли в профессиональных качествах, характере, знаниях и умениях личности дело? Разве не почти одинаковы были они у двух высших царских генералов?

— Понимаю тебя, Хови, — отозвался Августов. — Дело ещё в общей грамотности и бытовой культуре народа суоми, вековой традиции финнов, накрепко укоренённой в массовой психологии привычке к самостоятельной хуторской жизни, когда надеяться надо больше на себя, а не на далёкого недоступного соседа за лесами, болотами и озёрами. Хочешь — сделай всё сам и живи богато, как только сможешь! А Украина всегда психологически ощущала себя зависимой, неполноценной, ожидала указаний, материальной помощи и практического содействия от кого-то со стороны. В своих несчастьях и бедах всякий раз народы, жившие на месте нынешней Украины, со времени развала Киевской Руси винили не себя, а того, кто рядом, по соседству: рухнувшую Византию, половцев, печенегов, Орду, Литву, Польшу, Россию, Крым, Турцию, Европу. Делает Украина это и сейчас, не умея и, главное, совершенно не желая грамотно и с пользой распорядиться своими природными и накопленными при управлении ею из центра крепкой советской государственности богатствами, которых имеет гораздо больше, чем есть, к примеру, на севере у финнов. Плохая, ущербная национальная психология — всегда кивать на других!

А почему тебе вдруг стала так интересна Украина, Говард?

— Есть у некоторых демократических деятелей соображения… Надо бы проверить, насколько близкие к реализации. Возможно, потом, попозже с тобой на эту тему, всё может проясниться лет через пять. Да. Лет через пять, да. А за подробную информацию спасибо. Согласись, Айви, долг перед обществом и независимость личности — противоречивая пара. Люди, не любящие мыслить, в большинстве своём не в состоянии логически разрешить эту дилемму. И не разрешают. Есть о чём подумать. По Бисмарку, Украина — ключ к России.

— Это и без создателя Германии Отто Бисмарка фон Шёнхаузена на географической карте видно невооружённым глазом, если смотреть с запада, — со смешком заметил Августов, — и отовсюду, как ни погляди, тоже. Со своего местоположения она и ключ, и часть России, ею уступленная в целях развития нового дружественного народа, хотя в разумности дробления большой страны многие уже тогда сомневались. Насчёт логической дилеммы я не понял. Это отблеск твоей глубокой мысли об украинцах, не любящих мыслить? А в ситуации гражданской войны на Украине ещё то, думаю, важно, что западноукраинский пролетариат без малейшего сочувствия отнёсся к революционной борьбе пролетариата восточноукраинского, а также и российского. Не проявил к его борьбе пролетарского интернационализма со своей стороны.

— Почему? А это очень интересно!

— Потому что осознавшая, по всей видимости, саму себя, как они говорят, «свидомая», сильно при этом проавстрийская, Австро-Венгрией тайно и явно подпитываемая, польско-галицийская интеллигенция внушила простому люду, что понятие «тюрьмы народов», относившееся ею ранее к русскому царизму, теперь автоматически перешло на москалей из уже Советской России, которая, строго говоря, ни перед кем и, в том числе, перед новорождённой с участием Ленина Украиной, не успела ещё ни в чём провиниться.

Пролетариат с остальной Украины вместе с Красной Армией решительно выступил против иностранной интервенции, петлюровцев, анархистов-махновцев, разношёрстных местных банд и прочего буржуазно-националистического контингента. Совершенно иначе повели себя националисты-западники, западенцы. Ещё перед началом Первой Мировой войны галицийская земля вполне открыто уже обмундировывала, через женские комитеты кормила, собирала активный, идеологически обработанный в тайных обществах гимназическо-студенческий молодняк в формирования из десятков тысяч человек, воевавшие потом на стороне Австро-Венгрии и Германии против России, а благодушные царские власти во Львове, Тарнополе, Черткове, Золочеве, Перемышле, Стрыи, Дрогобыче, Коломыи и многих других городах Галичины не противодействовали западенским националистам-сепаратистам. Думаю, не от слабости царского режима, хоть и прогнившего, но ещё достаточно устойчивого в предвоенное время. Скорее, Хови, не захотели, я предполагаю, из-за местничества, родственных связей и своекорыстия, желания быть под иной, более прибыльной для чиновников, «цивилизованной» государственной властью. Так им казалось о Европе, к которой они тяготеют. Это и впрямь очень интересная тема, о которой в России практически ничего не знают.

Да, не знают и не учитывают, а потом в 1941 году начальник Генерального Штаба генерал армии Георгий Жуков докладывает Сталину, что мобилизованные западные украинцы на фронте и в тылу неожиданно ведут себя очень нехорошо. Никто в Кремле до войны не предполагал предательства западенцев, приветствовавших немцев хлебом-солью, ведь заодно по-марксистски верили и в единство с германским пролетариатом, который встретит входящую в Западную Европу Красную Армию пением «Интернационала». Я ещё в юности прочёл повесть-агитку некоего Николая Шпанова о будущей войне, изданную в Москве в 1939 году. Немцев будут бомбить, а германские пролетарии хором станут петь «Интернационал». И немцы дружно спели, но не «Интернационал», а «Дойчланд юбер аллес!», в пику сталинскому Коминтерну, причём, запели первыми, чтобы их не начали бомбить красные самолёты! Уже после Великой Отечественной войны Сталин не успел там вырастить новое советское поколение, как его…

— Да, силён оказался провинциальный национализм на западной Украине, и его преобладание в массовой психике ещё может сыграть свою злую для самих же галисийцев роль, — прервав Ивана, Говард назвал галичан-галицийцев по-своему. — Одну из причин его давления на их умы вижу в том, что они не прошли через индустриализацию, как это было в промышленно развитых странах. Рабочих, привычных к правильной организации дела на крупных развитых предприятиях, тяготеющих не к крикам на профсоюзным митингах и потасовкам, а к спокойному и размеренному труду, именно сплочённого, как ты говоришь, пролетариата, среди них было слишком мало. А конкурирующих мелких собственников, лавочников и частников-кустарей, повседневно занятых ловлей ничтожной прибыли, оказалось слишком много. Мало в Галисии было индустриального, организованного пролетариата! Мало было промышленных производств из-за недостатка местного сырья и неразвитости логистики. Но избыточно много небогатых: интеллигенции, мещанства и мелких торговцев! Там рядом были ещё и нищие евреи в черте оседлости, установленной царским правительством, из их безработной и недоученной молодёжной среды вышло потом чрезвычайно много «горячих» революционеров! Я это знаю из недавней истории России.

— Согласен, — сказал русский, — и, глядя уже на настоящее там, добавил бы ещё такую