не могу поверить, что она не захотела бы поговорить со мной в это время. Я не говорю, что она с нетерпением ждала бы этого или была бы счастлива этому, но она не настолько бессердечна и не настолько не осознает, как сильно мы ее любим, чтобы отказываться видеть меня.

- Я не говорила, что она отказалась, милорд. На самом деле, она была крайне огорчена, когда обнаружила, что для нее будет невозможно поговорить с вами лично. К сожалению, наши законы не дают мне никакой свободы действий. Не из высокомерия или жестокости, а для того, чтобы защитить заявителей от запугивания или манипуляций с целью заставить их изменить свое мнение вопреки их свободному выбору. Но я скажу, если вы мне позволите, что я редко видела заявительницу, которая бы так сильно желала поговорить со своими родителями. Обычно, к тому времени, когда молодая женщина обращается к "девам войны", последнее, чего она хочет, - это связаться с семьей, из которой она сбежала. Лиана чувствует себя совсем не так, и она была бы здесь в этот момент, если бы это было ее решение. Но это не так. И, боюсь, решение также не мое.

Костяшки пальцев Теллиана, сжимавшего кинжал, побелели, а ноздри раздулись. Он на мгновение закрыл глаза, затем снова открыл их.

- Понимаю. - Его тон был очень, очень холодным, но для человека, которому только что сказали, что его любимой дочери не разрешат даже разговаривать с ним, он был удивительно сдержан, подумала Керита. Затем его глаза повернулись к ней, и она узнала бушующую ярость и отчаянную любовь - и потерю - пылающие в них.

- В таком случае, - продолжил он тем же ледяным голосом, - полагаю, я должен услышать то сообщение, которое моей дочери было разрешено оставить мне.

Ялит слегка вздрогнула от боли в его голосе, но не остановилась, и Керита задалась вопросом, сколько бесед, подобных этой, она пережила за эти годы.

- Думаю, вы должны, милорд, - спокойно согласилась мэр. - Вы бы предпочли, чтобы я ушла, чтобы вы могли откровенно поговорить с дамой Керитой, чтобы убедиться в том, что я сказала, и что Лиана пришла к нам добровольно и по собственному желанию?

- Я был бы признателен за уединение при разговоре с дамой Керитой, - сказал Теллиан. - Но нет, - продолжил он, - потому что я ни на мгновение не сомневаюсь, что это была полностью идея Лианы. В чем бы другие ни обвиняли "дев войны", я полностью осознаю, что она пришла к вам и что вы не сделали ничего, чтобы "соблазнить" ее на это. Я не буду притворяться, что я не сержусь - очень сержусь - или что я не глубоко возмущен вашим отказом позволить мне хотя бы поговорить с ней. Но я слишком хорошо знаю свою дочь, чтобы поверить, что кто-то другой мог убедить или принудить ее приехать сюда против ее воли.

- Спасибо вам за это, милорд. - Ялит склонила голову в легком поклоне в знак признательности. - Я сама мать, и я разговаривала с Лианой. Я знаю, почему она пришла к нам, и что это было не потому, что она не любила вас и свою мать, или потому, что она на мгновение усомнилась в том, что вы любите ее. Во многих отношениях это сделало ее случай одним из самых печальных заявлений, когда-либо проходивших через мой офис. Я благодарна за то, что, несмотря на гнев и горе, которые, я знаю, вы должны чувствовать, вы понимаете, что это было ее решение. А теперь я оставлю вас и даму Кериту. Если вы захотите поговорить со мной еще раз после этого, я, конечно, буду к вашим услугам.

Она снова поклонилась, более низко, и оставила Теллиана и Кериту одних в своем кабинете.

Несколько секунд барон стоял безмолвно, его рука попеременно сжимала и ослабляла хватку на кинжале, в то время как он свирепо смотрел на Кериту.

- Некоторые назвали бы это плохой расплатой за мое гостеприимство, дама Керита, - сказал он наконец, его голос был резким.

- Без сомнения, некоторые так бы и сделали, милорд, - ответила она, стараясь говорить ровно и как можно более неконфронтационно. - Если вам так кажется, я глубоко сожалею об этом.

- Конечно, вы сожалеете. - Каждое слово было произнесено тщательно, точно, как будто было вырезано из листа бронзы. Затем он закрыл глаза и слегка покачал головой.

- Я мог бы пожелать, - сказал он тогда, его голос был намного мягче, его сердитые нотки были размыты горем, - чтобы вы вернули ее мне. Что, когда моя дочь - мое единственное дитя, Керита - пришла к вам в темноте, на обочине пустынной дороги, убегая от единственного дома, который она когда-либо знала, и от Хэйнаты и моей любви, вы, возможно, осознали безумие того, что она делала, и остановили ее. - Он открыл глаза и посмотрел ей в лицо, его собственные глаза были искажены болью и блестели от непролитых слез. - Не говорите мне, что вы не смогли бы остановить ее от того, чтобы бросить свою жизнь - бросить все и вся, кого она когда-либо знала. Нет, если бы вы действительно попытались.

- Я могла бы, - сказала она ему непоколебимо, отказываясь отводить взгляд от его боли и горя. - Несмотря на всю ее решимость и мужество, я могла бы остановить ее, милорд. И я почти сделала это.

- Тогда почему, Керита? - умолял он, уже не барон, не лорд-надзиратель Уэст-Райдинга, а всего лишь страдающий отец. - Почему вы этого не сделали? Это разобьет сердце Хэйнаты, как оно уже разбило мое.

- Потому что это было ее решение, - мягко сказала Керита. - Я не сотойи, Теллиан. Я не претендую на то, что понимаю ваш народ или все ваши обычаи. Но когда ваша дочь подъехала к моему костру под дождем и ночью, совсем одна, она не убегала от вашего сердца, или от вашей любви, или от любви Хэйнаты. Она бежала к ним.

Непролитые слезы вырвались на свободу, стекая по морщинистым от усталости щекам Теллиана в его бороду, и ее собственные глаза защипало.

- Это ее послание вам, - тихо продолжила Керита. - Что она никогда не сможет сказать вам, как она сожалеет о боли, которую, как она знает, ее действия причинят вам и ее матери.