Газетчики обрушили на Гарринчу поток обвинений. Ему припомнили все: и позорное выступление в Колумбии, и игры в полулюбительских командах, и увлечение спиртным. Ни один из репортеров, критикуя бывшего кумира, не написал о том, почему же дважды чемпион мира оказался в столь плачевном состоянии. Никому не пришло в голову, что, скитаясь по стадионам, Гарринча искал заработок, чтобы прокормить себя и свою семью. Гордость не позволяла ему оставаться на иждивении жены. Газеты лишь «делали материал» на тему неудачной супружеской жизни знаменитости, взяв в качестве примера бывшего футбольного идола.

Суд приговорил его к двум годам заключения. Гарринча избежал тюрьмы, так как Элза Суарес и другие родственники погибшей не возбуждали уголовного дела. Приговор оказался условным. Гарринча лишь уплатил штраф за нарушение правил дорожного движения.

Автомобильная катастрофа и смерть тещи нанесли Маноэлу новую моральную травму. Элза считала, что им лучше на некоторое время покинуть Бразилию. У нее были подписаны контракты на выступления в Европе, которые начинались в Италии. Она предложила Гарринче вместе с артистами ее шоу уехать в Рим. Элза обратилась к друзьям с просьбой посодействовать через бразильское посольство в Италии устроить мужа на временную работу в римское отделение Бразильского института внешней торговли на должность стендиста в демонстрационном зале. Сделать это удалось. Обязанности Гарринчи оказались легче легкого. Он должен был изредка появляться на футбольных праздниках, проводимых в Италии, как пропагандист бразильского футбола, оставаясь одновременно сотрудником отделения института торговли, раздавая автографы, беседуя с посетителями, угощая их бразильским кофе. За это полагалась тысяча долларов в месяц. А Элза могла бы выступать в итальянских ресторанах и кабаре, увеличивая семейный заработок.

Популярность бразильской музыки в Италии постоянно росла. Этому способствовали гастроли Жука Чавеса и Роберто Карлоса, которые в шестидесятых годах побеждали на фестивалях в Сан-Ремо. В Италии с огромным успехом гастролировали, когда туда собрались Маноэл и Элза, два других выдающихся бразильских композитора и певца Жоржи Бен и Шико Буарке де Оланда.

Отъезд Маноэла и Элзы случайно совпал с отлетом в Европу сборной Бразилии, руководимой Жоао Салданьей. Команда готовилась к чемпионату мира в Мексике и в январе 1970 года направлялась на контрольные матчи в Испанию и другие страны. Аэропорт «Галеао» в Рио-де-Жанейро, как всегда в такие дни, выглядел празднично. Сотни болельщиков приехали проводить футболистов, и Гарринча неожиданно попал в знакомую обстановку. Он был весел, охотно позировал фотографам, раздавал автографы. Элза радовалась за мужа. Журналисты просили его дать характеристику обновленной национальной команде. Гарринча похвалил Жаирзиньо, Герсона, Тостао и выразил уверенность, что бразильская команда победит на мексиканском чемпионате. Обещал журналистам, как только обоснуется в Риме, прислать открытку со своим адресом.

Служба в Бразильском институте торговли его разочаровала. Выступлений на футбольных праздниках не предвиделось, а часами слоняться по демонстрационному залу, где рекламировались станки и образцы бразильской обуви, общаться с людьми, которые не имели о нем ни малейшего представления, ему быстро надоело. К тому же институт не собирался ему платить обещанную тысячу долларов, а меньшей зарплаты явно не хватало, чтобы спокойно прожить в Италии.

Отправляясь в Европу, Гарринча лелеял тайную надежду заключить контракт с богатым итальянским клубом и поиграть год-другой за рубежом. Поэтому, когда в апреле 1970 года он получил предложение от португальской «Бенфики», продолжать работу стендистом стало для него вовсе бессмысленным. Элза согласилась вместе с ним поехать в Лиссабон. Португальские газеты тогда писали: «Гарринча оживит наш футбол». Но спустя неделю пришло письмо из «Бенфики», в котором ее руководители, извиняясь, сообщали, что не могут заключить контракт с Гарринчей, «так как португальский футбольный рынок временно закрыт для иностранных игроков». У предусмотрительной Элзы нашелся запасный вариант. Еще в Риме она получила приглашение провести летний сезон в Пальма-де-Мальорка — на чудесном острове в Средиземном море, чтобы выступать там со своим шоу в известном ресторане «Барбарелла». И супружеская чета направилась в Испанию.

Вскоре они любовались пальмами, украшавшими набережные, и дышали сладким средиземноморским воздухом. Остров в те дни заполнили западногерманские, шведские, датские туристы.

Ресторан «Барбарелла» с ночным бразильским шоу стал центром всеобщего увеселения. Элза умело вела программу, прямо со сцены обучая белокурых гостей ритмическим движениям классической самбы.

— «Грингос»[12] так увлеклись танцами, что на террасе сломали две пальмы, — как-то под утро оживленно делилась она своими впечатлениями с мужем.

Гарринча, сидя за столиком в центре зала, спокойно ее слушал, потягивая коктейль.

В конце программы Элза со сцены поблагодарила от себя и от имени Гарринчи всех присутствующих, вызвав бурю аплодисментов. Гарринча чуть привстал, улыбнулся, быстро поклонился публике и снова сел. В этот момент у его столика появился высокий светловолосый парень. Он попытался обнять Маноэла, громко выражая восторг, в который его привел концерт Элзы, и радость от встречи с Гарринчей.

Неожиданно он опустился на колено и поцеловал ноги Гарринчи. Потом взял с соседнего столика букетик цветов и вручил его смущенному Маноэлу. Затем, не в состоянии успокоиться, он стал совать в сумку Элзы деньги. Когда Мане решительно воспротивился этому, швед попытался сунуть несколько купюр в карман Гарринчи. Выглядело все это очень комично. Гарринча вынимал деньги из сумки Элзы и своего кармана и возвращал их своему нетрезвому поклоннику, а тот категорически от них отказывался. Борьба завершилась ничьей. Парень присел за их столик, чтобы выпить за здоровье бразильцев. Он неважно изъяснялся по-испански, однако Гарринче удалось понять, что молодой швед в 1958 году, еще мальчиком, видел две победы сборной Бразилии на первенстве мира и с тех пор не может забыть футбольного искусства Гарринчи. Взволнованный от того, что находится за одним столом со своим кумиром, парень повторял одну и ту же фразу: «Бог меня простит. Но ты — мой бог, самый важный бог, потому что ты — бог футбола!»

На другой день Гарринча вышел поиграть в мяч со служащими отеля. Он вспоминал ночное происшествие, бегая по зеленой лужайке гостиничного дворика. И хотя он сам и его партнеры играли в сандалиях и тапочках, Мане показывал свои финты, ловко обыгрывал соперников, забивал голы. Наигравшись, все направились в бар, выпить по стакану пива. Стоило Гарринче забить пару голов, как у него поднималось настроение, появлялось желание раскрыть душу.

Возвратились в Италию. Маноэл не вернулся на работу в отделение института торговли, так как считал, что ему не хватает времени на тренировки, необходимые для хорошей спортивной формы. Гарринча все еще