Шрифт:
Закладка:
Я не знал точной статистики касательно количества маньяков, но предполагал, что если их и вправду стало меньше, то это благодаря камерам видеонаблюдения и смартфонам, а не закрытию экспериментальных лабораторий.
— Так вот, наш маньяк перестал убивать по одной из двух причин: либо после моего ранения он стал негодным как солдат, и его ликвидировало КГБ, либо опыты прекратились и он потерял интерес к убийствам, став снова простым человеком.
— Кстати о ножевом ранении. Вы помните, куда именно нанесли удар? — спросил я, решив увести разговор от сюрреализма.
— Конечно, помню. Прямо в пах. Ударила я два раза. Один раз, скорее всего, промахнулась, но второй точно в пах.
Это было что-то новое. Подобной информации я не получал от Комаровой. Теперь возникал вопрос: было ли это правда или Егорова лишь предположила место ранения, а затем, спустя годы, искренне поверила в это? Так или иначе, я решил сделать галочку в уме. Наверное, в тот момент я признался себе о причинах интереса к делу давно минувших лет. Не только потому, что тайна Вязовского душителя меня завораживала и увлекала, не только потому, что убийства прошлого могли каким-то образом (сам не знаю каким) пролить свет на убийство, произошедшее в настоящем, но и потому что в глубине души, я надеялся когда-нибудь написать книгу-расследование. Жестокие убийства, загадка личности маньяка, гнетущая атмосфера поселка, застрявшего в прошлом — чем не сюжет для романа-бестселлера?
— А что насчет подозреваемых? — продолжил я, понимая, что вопросы неминуемо подходят к концу. — Я знаю, что следствие в этом вопросе не преуспело. Но сам жители Старых Вязов кого-то подозревали? А может вы сама на кого-то думали?
— Таких было трое, — кивнула Егорова, не разочаровав меня ответом. — В основном все винили Ивана Подкорытова — пьяницу и дебошира. В свое время держал в страхе весь поселок. Убили его в пьяной драке в 94ом. Многие решили, что это как раз и объясняет, почему убийства прекратились.
— Но не вы?
— Нет. От Подкорытова всегда воняло потом и сигаретами. От человека, который на меня напал, не пахло ничем. Он хоть и был высоким и сильнее многих сельских мужиков, все же не тянул на того, на кого делают ставку при проведении секретных экспериментов. Будь он подопытным, то проболтался на второй же день.
— Кто был вторым подозреваемым? — быстро задал я очередной вопрос, не желая увязнуть опять в теме, вызывающей у меня сильные сомнения.
— Вторым был Павел Хохлов — тихушник и мямля. — Егорова даже повела плечами от отвращения, словно прикоснувшись к протухшей рыбе. — Работал трактористом. В отношениях с женщинами замечен не был. Не пил, не курил, часто разговаривал сам собой. Говорят, однажды, кто-то из соседей, случайно заглянул в окно его квартиры и застал Хохлова перед зеркалом в женском белье. Вот тогда его и записали в потенциальные маньяки. Несколько настоящих мужиков даже хотели собраться вместе, вывести этого Хохлова в лес и хорошенечко отмудохать. Не знаю, откуда он прознал про эти планы, но быстро побежал к участковому с просьбой о защите. Кто-то из бывших моих соседей, еще лет десять-пятнадцать назад, рассказал мне, что этот тюфяк утоп. Еще в 97ом. Опять же его смерть якобы доказывало, что он и был маньяком. И опять это бред полнейший. Напади он на меня тогда, я бы не только отбилась с легкостью, но и самостоятельно скрутила. А еще попинала бы по яйцам, чтоб неповадно было.
— Кто третий?
— О, это мой главный подозреваемый. Тогдашний участковый.
«Чикадзе» вспомнил я фамилию, которую слышал от Комаровой. Что ж, это было вполне логично. Не редко бывало, что преступники и маньяки являлись членами правоохранительных органов и зачастую «расследовали» собственные преступления. Но этого было мало.
— У вас есть какие-то веские причины подозревать его?
— Ну, это же элементарно, Ватсон, — хохотнула хозяйка квартиры. — Он был не местным, а приезжим. Спустя год после его назначения на должность участкового и начались убийства.
Логично.
— К тому же он ведь не русский.
А вот это уже сомнительный мотив для подозрений.
— И кого, если не представителя родственных структур вербовать для проведения экспериментов?
Все, здесь мое терпение лопнуло.
— Спасибо, Татьяна, за беседу. Думаю, на этом можно и закончить.
Я отключил запись и спрятал телефон в кармане пальто. Я встал на ноги, и Егорова последовала моего примеру. Быстро покинув комнату, я направился к выходу.
— Погоди, а в какой газете выйдет статья?
— «Независимая правда», — выпалил я первое, что пришло в голову.
— Никогда о такой не слышала. А купить ее, где можно будет?
— Во всех ларьках и киосках.
— Тогда я поспрашиваю, — задумчиво произнесла хозяйка, глядя на то, как я быстро натягиваю обувь.
Когда я открыл дверь, готовый выйти, парнишка опять прошел за спиной женщины, только в этот раз в обратном направлении. Не удержавшись, я поинтересовался из любопытства:
— Это ваши внуки?
— Разве я выгляжу старухой? — то ли серьезно, то ли в шутку Егорова изобразила на лице обиду. — Это мои дети. Мишка и Валерка.
Я кивнул и сделал шаг через порог. Но прежде, чем за мной закрылась дверь, я все же решился на еще один вопрос:
— Вы извините меня, но я слышал, что у вас были дети, которых вы сдали в приют.
— И что? — с вызовом гаркнула та.
— Просто не думал, что мать способная сдать детей в детский дом, захочет рожать и оставлять других.
— Благодаря этим, я получила материнский капитал. Почти миллион рублей. Вопросы еще есть?
Вопросов больше не было, а если и были, я все равно не смог бы их задать через захлопнувшуюся дверь.
К Татьяне Егоровой можно было относиться по всякому, но в неискренности нельзя было упрекнуть.
6
Шел холодный ноябрьский дождь. Просыпаться ни свет ни заря, и тем более выходить из дома в такую погоду не было ни малейшего желания. Но, когда ты взрослый и у тебя есть рабочие обязанности, ты не можешь их игнорировать. Поэтому я плотно позавтракал, выпил горячий кофе, — это должно было помочь моему телу сопротивляться холоду, — затем прихватил зонт, купленный месяцем раньше в местном магазине, и выскочил на улицу.
Перепрыгивая через лужи и здороваясь со старовязовцами, половину из которых я уже знал в лицо, а
