— Придерживаясь этой позиции, ты никогда не познаешь истину. К примеру ту, что в крови Марины Федосеевой был обнаружен циклобарбитал. Этот препарат входит в состав снотворных, вроде Реладорма. А он, в свою очередь, выписывается строго по рецепту врача. Таким образом, — продолжил Безбородов, заложив руки за спину и подойдя к слуховому кону, став похожим на заведующего кафедрой медучилища, — нам нужно разузнать у нашего невролога Вячеслава Степановича, кому он выписывал данное снотворное. Таким образом, круг подозреваемых сильно сузится.

— Откуда вам это стало известно? — не скрывая восхищения, осведомился я.

— У нас с Лихманом нет секретов друг от друга. Мне потребовался всего один звонок, чтоб получить столь важное и секретное сведенье. Теперь, я зайду к Селину и попрошу его поговорить за меня с неврологом. Степаныч не любит сплетничать о своих пациентах, но главврачу — не откажет.

— А как вы убедите Селина вам помочь?

— Эх, молодежь, вам еще учиться и учиться у таких профессионалов, как я. — Безбородов коротко взглянул на шкаф справа от себя, нижняя часть которого всегда была заперта на ключ. Доступа к нему у меня не было, а мой наставник всегда менял тему, когда я интересовался о содержимом шкафа. Поэтому я пришел к выводу, что там Безбородов держит свои трофейные бутылки с алкогольными напитками. До тех пор, пока он приходил на работу трезвым, меня его коллекция мало волновала.

Послав меня в регистратуру за дополнительными бланками, а на деле спровадив для того, чтобы я не стал свидетелем его дальнейших действий, Безбородов пообещал, что после обеда у него будет полный список пациентов с бессонницей.

Магдалина Калинкина в этот день была выходной, а потому в регистратуре работала более молодая и более дружелюбно настроенная ко мне медработница. Какое никакое, но облегчение. Забрав необходимые мне бланки, я спустился обратно в подвальное помещение. Безбородов уже ушел, а потому, я достал из своего шкафчика бутерброды, включил чайник и принялся за обед.

Спустя полчаса, когда я успел и пообедать, и просмотреть ленту новостей в телефоне, вернулся Безбородов. Довольный, но умело скрывающий эмоции. Единственное, что выдавала в нем гордость за самого себя, были расправленные плечи и грудь колесом.

— Что же ты, Алешка Попович, приуныл? Илья Муромец ушел туда, не знаю куда и принес то, не знаю что. А ты ему даже скатерть-самобранку не расстелил.

— Вода еще горячая, могу сделать вам чай или кофе.

— Ладно, некогда чаи гонять. Лучше посмотри на это.

Профессор достал из кармана сложенный листок из тетрадки, развернул его и с громким хлопком поставил его на стол передо мной.

На листе было всего два имени.

— Вот наши подозреваемые. Один сразу отметается, потому как лежачий. Снотворное ему покупает дочь. Мы же, по умолчанию, исключаем версию, что убийцей-насильником Федосеевой может быть женщина. Остается второй — Макар Николаевич Агафонов.

— Ого, я не ожидал, что будет так просто.

— Просто это тебе может показаться на первый взгляд. Мной же была проведена кропотливая оперативная работа, стоящая мне времени, сил и парочки, ценных для меня, вещей, — наконец-то Безбородов перестал сдерживать себя и довольно хохотнул.

— Нужно сообщить следователю о том, что мы узнали! — воскликнул я.

— А ты думаешь, в милиции одни идиоты работают? Они наверняка проделали ту же операцию, что и я, правда, используя для этого удостоверение, а не презенты.

«Полиция, а не милиция» подумал я, но поправлять профессора не стал. Вместо этого задал вполне очевидный вопрос:

— Тогда, почему они не арестовали этого Агафонова или не допросили, хотя бы?

— Арестовывать его у них не было мотивов, а вот касательно допроса, я думаю, они пока не начинали. Скорее всего, их сейчас больше интересует наш невролог. Вот к кому будут много вопросов.

— И к чему мы пришли?

— К тому, что я первым должен поговорить с Агафоновым.

— И речи быть не может! — отрезал я. — А что если он убийца? Вы рискуете жизнью!

— Успокойся, Алексей. Агафону не меньше моего лет. И я сомневаюсь, что в таком возрасте он способен кого-то изнасиловать. А даже если и может, я наверняка не в его вкусе. Ну и убить меня он сможет, только если усыпит, но я, наученный чужим горьким опытом, не стану ничего пить им предложенного. Как гость, я приду с водочкой и закуской. Мы с ним не друзья, но приятели. Раньше часто пропускали по рюмочке под хорошую закусочку. Думаю, пришло время вспомнить прошлое. Готов прикрыть меня на сегодня?

— Вы хотите прямо сейчас навестить его? — спросил я, рефлекторно глянув на настенные часы.

— А чего ждать? Заодно и пообедаю нормально, а не вашими чаями травиться. — Глаза Безбородова заблестели в предвкушении скорого распития алкоголя в компании со старым знакомым.

— Хорошо, но обещайте мне, что как только разузнаете что-то интересное, вы мне тут же позвоните и расскажете.

— Клянусь здоровым телом и трезвой памятью. — Он изобразил что-то похожее на перекрестие, затем отдал честь, и я согласно кивнул. — Ну, и отлично. А теперь принеси бланки с регистратуры.

— Я уже принес.

— Принеси еще! — настоял патанатом, теребя в кармане халата ключ от запертого шкафа.

До конца рабочего дня Безбородов уже не появлялся. Не то чтобы я ожидал его возвращения в нетрезвом виде на работу, скорее — надеялся, что ему удастся разузнать всю необходимую нам информацию быстро и без распития алкоголя. Надежды мои не оправдались.

Вторая половина дня прошла относительно тихо. А потому я мог заняться бумажной работой, включив музыку на комфортной мне громкости. За два часа до конца рабочего дня меня посетил Краснов, бросив на стол герметичный пакет с желтоватым сгустком, испещренным красными жилками. К пакету прилагалась бирка с данными пациента и подписью хирурга.

— Харитонов требует проведение гистологического анализа. Результат нужен в самые кротчайшие сроки.

Пришлось бросить бумаги и переоблачаться в халат, перчатки и маску. Пока я замораживал ткань, затем резал ее и просматривал в микроскоп, Краснов мыл пол в прозекторской и напевал песню с неприятным мотивчиком.

Уже после пяти вечера я выписал заключения об отсутствии образования раковых клеток и передал его Краснову. Затем, отключив всю технику, которая следовало обесточить перед уходом, и проверив исправность той, которая должна была работать без перебоев, я направился к выходу, погасив освещение. У выхода я перепроверил свой телефон на наличие пропущенных звонков и, не найдя таковых, поспешил домой, прыгая через лужи или же шагая по бордюру там, где прыжками мог похвастаться лишь олимпиец.

Придя домой и, поставив сушиться мокрый плащ и зонт,