—Живой? А борзая фитоняшка где?

—Там остался. Ебало чистит.

Я прикусываю губу, чтобы спрятать улыбку, пробившуюся сквозь озноб. Если Адиль позволяет себе иронию, значит, с ним все в порядке.

Следом к Адилю подходит Дима, говорит, что не стоило связываться с такими дебилами, и даже дружески хлопает его по плечу. Угрызения совести дают о себе знать лишь слабым уколом. Стресс меня обороняет.

—Даш!— громко окликает Роберт, кивком головы подзывая к ним.

Я иду на одеревеневших ногах, заранее прихватив с собой сумку, потому что уже знаю, для чего меня позвали. Взгляд машинально сканирует повреждения: у Адиля разбито запястье — левое, потому что он левша, на губе темнеет ссадина от рассечения, испачканы джинсы. На кроссовках — брызги крови. Он его пинал?

—У тебя же наверняка есть с собой что-то из аптечки, женщина-врач?— шутливо басит Роберт.— Промоешь нашему пацану боевые раны?

—Тут херня,— ворчит Адиль, царапая меня беглым взглядом.— Сам.

—У меня есть спиртовые салфетки и пластырь,— тараторю я, лихорадочно шаря рукой по внутренностям сумки.— Здесь дел на десять минут.

Неожиданно на помощь приходит Дима и соглашается, что обработать раны нужно, так как «кто знает, чем этот хер болеет».

—Вам лучше, наверное, в женский толчок пойти. А то вдруг эти…— Роберт кивает в сторону заметно сникших циклопов,— решат зайти.Мы с Димоном пока за дорожки расплатимся. На сегодня, думаю, всем игры хватило.

—Ну что, пойдем?— неуверенно предлагаю я, глядя на Адиля.

—Куда идти-то?— нехотя уточняет он.

Вместо ответа делаю шаг в нужном направлении. Не факт, что Адиль последует за мной, но тут уж как получится. Я слишком не в себе, чтобы оборачиваться и проверять. Хам-циклоп, драка и как итог — мы с Адилем в очередной раз собираемся скоротать время в туалете. Сказал бы мне кто-то об этом вчера — не поверила бы.

Когда дверь в туалетную комнату не хлопает, будто кто-то ее придержал, я понимаю, что к умывальнику подошла не одна. Поймав в отражении зеркала темную бейсболку, быстро отвожу взгляд и сосредотачиваюсь на выкладывании содержимого сумки. Роберт прав, я всегда ношу с собой аптечку, в которой есть все: от обезболивающего до бинтов.

—Вымой пока руки,— говорю, не поднимая глаз.— Только осторожно.

Шарканье кроссовок, запах металла и сигаретный шлейф. Я вздрагиваю, когда одновременно со звуком включившейся воды плечо Адиля задевает мое.

—Лицо не трогай,— предостерегаю, когда боковым зрением вижу, как он наклоняется к бегущей струе.

—Зачем?

—Потому что так нужно.— И не удерживаюсь от иронии: — А то ты в первый раз.

Не прокомментировав мое замечание, Адиль выключает кран и прислоняется к пьедесталу раковины. Я тоже мою руки, высушиваю их бумажным полотенцем, рву первый квадратик спиртовой салфетки.

—Сначала кисть заклею. Тут сильнее кровит.

Приходится напомнить себе, что я медик, оказывающий первую помощь, стоит коснуться кожиАдиля. Даже во рту пересыхает. Кто бы мог подумать? Кто бы, черт возьми, мог подумать, что такое будет происходить?

—Хорошо, что у тебя татуировки,— бормочу я, стараясь не концентрироваться на дыхании, задевающем висок.— Ссадины не так сильно видно.

Адиль молчит. Как и обычно, я одна считаю нужным говорить.

Странно трогать его после всего. Даже через салфетку. Ссадины глубокие, и обрабатывать их приходится осторожно, а это походит на ласку. Пару раз ладоньАдиля дергается, когда спирт попадает на содранную кожу, и я машинально на нее дую. Ни черта я сейчас не врач, а если и врач, то скорее двоечник-педиатр. Медики не дуют на раны пациентов и не стискивают зубы, сопереживая их боли.

—С рукой всё,— заключаю я, придавив пластырь подушечкой пальца.— Теперь…

Запнувшись, замираю взглядом на подбородкеАдиля.Безошибочно чувствую, как он смотрит, потому что через какое-то мгновение нужно дотронуться до его рта и потому что я стою слишком близко.

Достать еще одну салфетку, а лучше сразу две. Разорвать упаковку, приложить к его нижней губе. Я уже как-то раз делала это. Только не в общественном туалете, а у себя дома. Адиль тогда с отцом подрался, когда тот из квартиры его матери вынес телевизор.

—Спасибо,— чуть слышно шепчу, стирая бурый подтек с его подбородка.

Стук открывшейся двери едва не заставляет меня подскочить и резко повернуться. На пороге стоит Дима.

—Мы, короче, с Робсоном расплатились,— бодро объявляет он, сфокусировавшись на мне.— Вам долго еще? В смысле я не тороплю. Просто узнать.

Чувствую себя так, будто меня застали за чем-то глубоко интимным. Это потому, что мы снова оказались втроем.И потому что две недели назад я изменила Диме.

—Да-да, зай,— смущенно лепечу я, немного отступая назад.— Почти закончили.

По лицу Димы вижу, что ему не хочется никуда уходить и будь его воля, он остался бы контролировать каждое мое движение. Но благодарность Адилю за вмешательство, очевидно, не дает ему этого сделать, иДима, неловко кивнув, выходит за дверь.

—Тот хер сам напросился,— раздается почти сразу же.— Это не из-за тебя.