с лица прядь волос.

– Ладно.

Следующий час, собираясь, она вела себя так, будто это самый обычный день, но стоило ей забраться во внедорожник, как способность притворяться ей изменила. Она вдруг осознала, какое решение приняла, и похолодела.

Впереди Джефф завел пикап, и они на двух машинах поехали в «Белые ночи».

Мать стояла в гостиной перед красным углом и выглядела изящно и строго одновременно: облегающее черное шерстяное платье, на шее повязан шелковый белый платок. Спину она держала прямо, плечи расправила, а белоснежные волосы забрала назад. Когда она посмотрела на Мередит, в ее арктически-голубых глазах не было ни капли смятения.

Мередит начали одолевать сомнения.

– Я хочу перевезти красный угол в свою новую комнату, – сказала мать. – Нужно, чтобы лампадка продолжала гореть. – Она потянулась за костылями, которые принес доктор Бернс, и, опершись на них, заковыляла к Джеффу и Мередит.

– Тебе правда нужно, чтобы кто-нибудь за тобой присматривал, – сказала Мередит. – Я не могу проводить здесь круглые сутки.

Если мать и услышала эти слова, если ей было до них хоть какое-то дело, то виду она не подала. Неуклюже управляясь с костылями, она прошла мимо Мередит к выходу.

– Мои вещи на кухне.

Мередит зря надеялась, что мать поможет ей перестать себя осуждать. Она уже давно убедилась: чего бы она ни искала в отношениях с матерью, получить этого не удастся. А отпущения грехов уж тем более. Она проскользнула мимо матери на кухню.

Вещей, которые Мередит собрала вчера вечером, там не было. Вместо большого красного чемодана на кухне лежала какая-то сумка. Мередит открыла ее.

Сумка была набита сливочным маслом и кожаными ремнями.

Глава 8

Нина проснулась от выстрелов.

Прямо за окном грохотали автоматные очереди, сотрясая облупленные, закоптелые стены гостиничного номера. Пол был усеян обломками штукатурки и прутьями. Где-то вдалеке, вслед за звоном разбитого стекла, послышался женский вопль.

Нина выбралась из постели и подползла к окну.

По дороге, заваленной вывороченными камнями, ехали танки. Люди в военной форме – совсем юнцы – шагали рядом, посмеиваясь и строча из автоматов; прохожие метались в поисках укрытия.

Нина развернулась, вжалась спиной в шершавую стену, затем сползла на пол и замерла. Вдоль плинтуса юркнула крыса и скрылась в щели за убогим шкафом.

Как же ей все это надоело.

Стоял конец апреля. Прошел месяц с тех пор, как они с Дэнни были в Судане, но этот месяц казался вечностью.

У нее зазвонил мобильник.

Она проползла по засыпанному штукатуркой полу и села возле кровати. Дотянувшись до тумбы, нащупала «раскладушку», открыла.

– Алло?

– Нина, это ты? Тебя плохо слышно.

– Стреляют. Привет, Сильвия, в чем дело?

– Мы не будем печатать твои последние снимки, – ответила та. – Не знаю, как сказать мягче. Они не годятся.

Нина ушам не поверила.

– Черт. Да ты, наверное, шутишь. Даже мои самые неудачные кадры лучше, чем та ерунда, которую вы берете.

– На этот раз то, что ты прислала, хуже любых твоих неудачных кадров. Что с тобой, крошка?

Нина попыталась убрать с лица волосы. Она не стриглась уже много недель, да и не мылась тоже, поэтому сальная прядь осталась на месте. В гостинице – как и во всем квартале – не было воды. Как раз с тех пор, как начались бои.

– Я не знаю, Сильвия, – наконец выдавила она.

– Не стоило раньше времени возвращаться к работе. Ты так любила отца… Я как-то могу тебе помочь?

– Ну, мне стало бы лучше, если бы мой снимок напечатали на обложке.

Сильвия красноречиво проигнорировала замечание.

– Нина, зона военных действий не место для скорбящего человека. Возможно, ты потеряла хватку как раз потому, что мысли твои не здесь.

– Ну да…

– Удачи, Нина. Серьезно.

– Спасибо.

Она оглядела обшарпанную темную комнату, позвоночником ощущая автоматные очереди, – и осознала, что очень устала от такой жизни, безмерно устала. Понятно, почему ее последние снимки такие паршивые. Она слишком утомлена и оттого не может сосредоточиться, а когда ей удается уснуть, то почти всегда просыпается, потому что ей приснился отец.

Душу грызли слова, сказанные папой перед смертью, – обещание, которое он с нее взял. Может, в этом-то и кроется проблема. Может, именно поэтому ей так сложно сосредоточиться.

Она не смогла сдержать слово.

Немудрено, что она потеряла чутье.

За ним надо ехать в «Белые ночи» – к женщине, которую она пообещала узнать поближе.

В первую неделю мая – немногим раньше, чем планировала сначала, – около семи утра Нина свернула в долину Уэнатчи. Кроме Каскадных гор, чьи зубцы все еще укрывал снег, здесь повсюду царила весна.

Питомник стоял в полном цвету, яблони, ряды которых тянулись на многие акры, радовали глаз бело-розовым кружевным нарядом. По дороге к дому Нина словно видела, как отец гордо ведет вдоль деревьев черноволосую девочку, а та засыпает его вопросами.

Яблоки уже созрели, пап? Я хочу есть.

Всему свое время, Мандаринка. Нужно учиться ждать.

Она росла одновременно с этими деревцами – и постепенно узнавала, что ждать совсем не умеет, что садоводство не для нее и что дело всей папиной жизни она продолжить не сможет.

Подъехав к дому, Нина припарковала машину перед гаражом.

В питомнике у яблонь суетились рабочие, выискивая не то букашек, не то труху, не то что-нибудь еще.

Нина повесила на плечо сумку с камерой и направилась к дому. Зелень лужайки едва не щипала глаза яркостью, а вдоль забора и по обе стороны от дорожки белели россыпи цветов.

Войдя в дом, Нина включила в коридоре свет и, стаскивая ботинки, крикнула:

– Мама?

Не услышав ответа, прошла на кухню.

В доме пахло затхлостью и запустением. И на первом, и на втором этаже было одинаково безлюдно и тихо.

Нина старалась подавить досаду. Не стоило ждать, что мама и Мередит обязательно будут здесь, раз она решила не предупреждать их о приезде.

Она вернулась к арендованной машине и поехала к дому сестры. На перекрестке ей навстречу вырулил хорошо знакомый пикап.

Нина свернула на обочину.

Пикап притормозил и остановился рядом, из окна с опущенным стеклом на нее смотрел Джефф.

– Нина, привет. Вот это сюрприз.

– Ты же меня знаешь, путешествую вместе с ветром. Слушай, где мама?

Джефф покосился в зеркало заднего вида, будто проверяя, не следят ли за ним.

– Джефф? Что случилось?

– Мередит не говорила тебе?

– Что она должна была мне сказать?

Он наконец взглянул ей в глаза.

– У нее не было выбора.

– Джефф, – процедила Нина, – я понятия не имею, о чем ты. Где моя