— О да, я их убила, зато тебя, паршивца, про­учила!

— Медея, о, убийца ты!

— Пошел ты... к Люське Ф.!

— Хоть ты мне и родной отец, но я свою родную мать не разрешу убийцей называть, — сказал Андрей, одиннадцати лет, худой и тонкий, как скелет.

— Грубишь?! А ну слезай-ка, сынку, со своего лю­бимого нахального конька. Сейчас тебя убью я!

— Тарас, опомнись! Не убивай родного сына! — Медея руку изогнула жестом, на что залаял звонко фокстерьер.

— Родного сына! — взревел Тарас по-запорож­ски. — Видал таких я сыновей в гробу! Не я его родил, а наш бухгалтер Кочкин!

— О горе мне, Тарас убил Андрея!

Завыл вдруг фокстерьер, заплакала Медея...

Вот я и говорю — напечатайте эту драму из жизни.

Уик

— Веруша, — как-то сказал жене Пиворужкин,— народ-то тянется. Кто в Филармонию, кто в айс на льду. Егозихины каждый год в Сочи ка­тают...

— Ты сегодня в баню собирался,— напомнила жена.

— Давай и мы, — предложил Пиворужкин, — не отставать от атомного века.

— После бани не пей холодного пива.

— Готовить ты любишь, давай-ка мы устраивать эти... уики уенды по субботам...

— Какие уики?

—Приемные дни по-английски.

Пиворужкиной это понравилось. Ее известный са­лат «Весенний, рыбный» был никому не известен, по­тому что Пиворужкин его сразу съедал.

К субботе начали готовиться загодя. Всю неделю закупали, а к купленному еще подкупали. Уже в среду Пиворужкин сказал сослуживцу Сыстернову:

— Между прочим, я по субботам принимаю.

— Чего принимаешь?

— Дома знакомых принимаю, кто придет.

— Ты что — зубной врач?

— Э, непонятливый! Гостей принимаю. Вот мо­жешь и ты приходить.

— В гости, что ли, приглашаешь?

— Не то чтобы в гости, — замялся Пиворужкин,— а вроде бы уик.

— Какой уик?

— Ну, который уенд. Я специально никого не при­глашаю, а ты вот знаешь, что я по субботам принимаю...

— А я не знаю, — перебил Сыстернов.

— Вот я тебе и сообщаю, что по субботам мы с же­ной принимаем. Можешь прийти, и я тебя не выгоню.

— Ты мне прямо скажи, — стал расходиться Сы­стернов,— приглашаешь или не приглашаешь?

— Вот серость, — вздохнул Пиворужкин. — Я всем знакомым объявляю, что каждую субботу могут при­ходить без всякого.

— И на ту субботу приглашаешь?

— На весь год!

— А что с собой захватить?

— Ничего! — гордо сказал Пиворужкин и поймал за руку Егозихина. — А у меня будет уик...

— Где достал? — поинтересовался Егозихин.

— Теперь так в гости приглашают, — объяснил Сы­стернов.

— Когда? — деловито спросил Егозихин.

— В субботу.

— В каждую! — добавил. Сыстернов. — И бесплат­но, — повторил он подошедшему Султан-Салатову, бывшему клоуну.

— Хотите скинуться? — засуетился клоун.

— Да нет, — объяснил Сыстернов, — человек хо­чет начать культурную жизнь, хочет иметь в субботы приличных гостей без приглашения.

— Ну, пока гостей и хватит, — решил вслух Пиво­ружкин...

В субботу, ровно в восемь, в квартире Пиворужкиных раздался звонок. Гости вошли враз, словно испод­воль копились на лестнице. Только Султан-Салатов был без жены, да и то потому, что она от него ушла.

— Сидайте к столу. Чего вы по стенкам жме­тесь? — удивились Пиворужкины.

— Так ведь уик, — смущался Сыстернов.

— Дело новое, еще не проверенное, — заметил Его­зихин.

— Помню, был у нас в цирке, — сказал Султан-Салатов,— дрессировщик удавов. Говорит, приходите в гости, чего, мол, считаться. Пришли. А потом оказа­лось, что он весь корм, все удавиное мясо загнал.

— И что ему было? — спросил кто-то.

— Его удав задавил, — радостно ответил Султан-Салатов.

— Никогда не едала удавиного мяса, — заметила Егозихина.

Гости подозрительно смотрели на середину стола, где желтели и краснели бутылки с соками.

— Кушайте, пожалуйста, — предложила хозяйка. Гости не шелохнулись. Только Сыстернов не вы­держал, крякнул и прямо спросил:

— Ну, а уик-то где?

— Так вот он, — обвел руками Пиворужкин стол и гостей.

— Ага, — согласился Сыстернов, стрельнул глаза­ми в соки и переспросил: — А уик-то будет?

— Уик, наверное, в холодильнике томится, — хо­хотнул Егозихин.

Хозяева смущенно переглянулись, и гости сразу все поняли.

— Что же получается? — Сыстернова обвела всех взглядом, жаждущим справедливости.

— Я сейчас сделаю сальто, — заявил Султан-Салатов, потому что он на этот уик пришел с другого уика, настоящего.

Он вышел на середину комнаты и, помахав ручка­ми, как машут балерины, изображая лебедей, взвился к люстре. Стукнувшись о нее темечком, Султан-Салатов свалился под стол, зацепив ботинком край блюда с салатом «весенним, рыбным». Салат взлетел хлопь­ями, будто на него дунул великан, и тут же осел на присутствующих. Сыстернов вытряхнул из рукава кру­жочек лука и бросил обратно в блюдо, а Егозихин вы­ковырнул из уха дольку помидора.

— Что же получается? — совсем недоумевая, спро­сила Сыстернова, ибо с кички ее прически, как ледник с вершины, медленно съезжал кусок рыбы.

— А получается, что это никакой не уик, — Егозихина решительно встала.

— Да-а, Василий, какой-то не уикистый у тебя уик, — поднялся и Сыстернов.

Пары ушли, а Султан-Салатов исчез сразу после сальто. Пиворужкины пришибленно молчали. Молча убрали со стола и молча легли спать...

Ночью Пиворужкин проснулся от толчка в бок.

— Вася, что это? — испуганно шепнула жена.

В квартире раздавался странный шум, который сначала походил на звук бормашины, а потом креп­чал, грубел и кончался не то хрюканьем, не то ры­каньем.

— Это не у нас, — сказал Пиворужкин и не по-мужски вздрогнул.

— Вася, это в стенном шкафу.

— Фантомас, — пошутил Пиворужкин и попытал­ся равнодушно зевнуть, но вместо зевка дважды кляцнул зубами, отчего жена окончательно задрожала.

— Вася, это воры буравят стенку с лестницы в стенной шкаф.

Пиворужкин встал и включил ночник.

— Вася, возьми оружие.

Он вытащил из ящичка шило и начал надвигаться на стенной шкаф.

— Вася, не открывай его голыми руками.

Пиворужкин достал шпагат, дрожащими пальцами привязал к ручке шкафа, отошел в угол, вспотел — и дернул. Дверцы распахнулись...

В шкафу стоял человек с закрытыми глазами и храпел. Он качнулся, хрюкнул и, как подпиленный, рухнул