изумился, вконец вышедший из себя, Дмитрий Сергеевич, наблюдая как младший Игнатов, при помощи услуг «именинничка», подбадриваемый со всех сторон одобрительными возгласами, карабкается на стойку.

–А что, Дмитрий Сергеевич? – отвечал тот, уже сверху вниз наблюдая пытающегося протиснуться к нему Пряникова. – Шагаю в ногу со временем! – продолжал он, заглушаемый всеобщим ликованием, вызванным его вылазкой. – Я недавно в Х. прочесть удостоился вывеску, в центре города – рекламку одному напитку: «В будущем ты уже не влезешь на барную стойку!» – она гласит. Это нынешняя философия, Дмитрий Сергеевич. В этой рекламке всё наше направление и развитие… В центре города, Дмитрий Сергеевич, в центре города… Я теперь толерантен… Да, Эпикурейцы? – обращался он уже ко всем, точно с трибуны, на митинге, – это наша с вами заповедь отныне! Завещаю вам: «В будущем ты уже не влезешь на барную стойку!» А посему, присоединяемся, милости прошу!

Осмотрительный бармен, в угоду своему здоровью, даже и не пытался противостоять свершавшемуся наплыву (почти все, что было внизу, за редким исключением, устремилось в гору). Злополучный же «сверчок», подвернувшийся некстати с замечанием, был менее удачлив и заработал в лоб первым попавшимся каблуком, великодушно свесившимся для него со стойки. Дмитрий Сергеевич, вцепившийся в брюки молодого Игнатова, с явным намерением стащить вниз, не брюки, но их хозяина, тоже рисковал «заработать» своею докучливостью. Недремлющий «дедина» уже готовился незамысловатым – при помощи могучего своего кулака – исконно русским способом, отвести его внимание от субъекта, к которому оно было приковано, но вновь был вовремя предупрежден, и, ни кем иным, как самим этим субъектом. Данилу, наконец, достало сообразительности «специально для особо одаренных» обнаружить в Дмитрии Сергеевиче «замечательного своего товарища, заслуживающего горячей дружеской ласки, но никак не брани». С тем вместе Пряникова ждали крепчайшие объятия, коих он избежать был не властен и в коих так и застыл при случайном взгляде на новых и неожиданных посетителей…

Вот, сколько умели, отобразили мы пред снисходительным читателем ту картину, запечатлеть которую воочию представилось жене Пряникова Марине Александровне, Бондаренко Анжелике Владимировне и ее преданному, везде ей сопутствующему мужу Илье Семеновичу, внезапно появившимся на пороге «Бара» в «Искре».

Часть третья

Несчастная Марина Александровна

Мы затрудняемся ответить утвердительно, под каким тайным предлогом давала согласие Марина Александровна Пряникова сопроводить своего мужа в его родной Кузино в гости к его друзьям? Чтобы там посрамить его? – предположить так вслед за самим Пряниковым было бы с нашей стороны грубо, да и несправедливо. Скорее расшевелить этой поездкой своего супруга она намеревалась. Нет, какое будет иметь воздействие ее присутствие на Дмитрия Сергеевича – на этот счет Марина Александровна не могла заблуждаться, и слишком понимала, что ничего кроме дискомфорта своей компанией мужу в этот вечер она не доставит. Она с тем и ехала, может быть, отчасти, чтобы сковать Пряникова собой, «чтобы не было ему слишком хорошо без нее там». Никак не заслуживал сейчас, по мнению Марины Александровны, супруг ее на «отдохновение душой», и, кто знает, может быть, со своей точки зрения глядя, для такого мнения она имела основания.

Вот уже более полугода была замужем Марина Александровна за Пряниковым, но до сих пор еще о своем муже она не могла сложить решительного понятия. Два месяца после замужества и все (непродолжительное) время с момента знакомства и до свадьбы ее она пребывала в какой-то необъяснимой эйфории (по ее теперешним воспоминаниям), вела себя как безумная и ни в чем отчета перед собой не отдавала. И ни от кого отчета во все это время она тоже не требовала, да и не было у нее к тому серьезных предпосылок (как ей теперь казалось), – впрочем, тогда-то она ходила «под впечатлением»!..

На момент знакомства с Пряниковым Марина Александровна была во всех отношениях женщина современная, женщина в какой-то мере состоятельная, женщина самостоятельная, и как все самостоятельные женщины тридцати и более годов, утомившаяся своею самостоятельностью располагать. Были у нее, разумеется, к тому времени и опыты сожительства, но все столь неудачные, что Марина Александровна трижды крестилась после, когда опыты эти прекращались, по Божьей милости, без обнаружения логического конца. Всё то были люди тоже современные и слишком по-современному с ней обращались. Совсем другим представителем мужского пола явился ей Пряников.

Марина Александровна, опять же, как женщина вполне современная, мало увлекалась художественной литературой, а если и касалась каких романов, то все сплошь были тоже авторы современные, по-новому видящие самую жизнь и соответственным образом ведущие свое ремесло. Но Марина Александровна была, в некоторой степени, киноманка и, к тому же, в этой части, меломаном абсолютным: смотрела фильмы без разбору и без направления, что бы ей когда на глаза ни пришлось. Вот таким персонажем какого-то исторического, какого-то старого мелодраматического фильма, просмотренного ею когда-то вскользь, и показался ей при знакомстве Дмитрий Сергеевич, своею галантностью, внимательностью и учтивостью с первого же шагу совершенно ошеломивший и покоривший ее. Это был рыцарь во всех отношениях, к тому же, у него тогда водились хоть какие-никакие, но деньги (она помнит), он водил ее в рестораны, пусть не самые элитные, но водил.

Честно, она думала, он один такой на свете «интересный», и каково же было ее изумление, когда она впервые побывав на вечере у Игнатовых, нашла знакомства и имела случай сложить впечатление о его друзьях. Потом, по возращению домой (уже вместе и уже к ней), она не смогла скрыть перед Пряниковым своего смущения и не высказать (о, она могла это сделать!) ему своих тревог, касательно обратного, уже произведенного ею, впечатления, и интересовалась с замиранием сердца, не стыдно ли было ему самому за свою спутницу перед «этими удивительными людьми»? Дмитрий Сергеевич тогда со всем присущим ему талантом красноречия, сделал все, чтобы развеять эти тревоги. Однако Марина Александровна в ту ночь, хоть и успокоившись немножко, все же просила Пряникова рекомендовать ей книгу, которая могла бы ее развить (слово в слово, по ее тогдашнему выражению). И что же: уже назавтра уже тогда жених «не постеснялся» предоставить своей невесте целый сборник сочинений Тургенева, со словами, что ничего не поспособствует ее развитию(!) лучше.

«Пелена начала спадать с глаз», – по теперешним воспоминаниям Марины Александровны, – у нее только спустя пару месяцев со дня свадьбы. Вдруг она обнаружила, что муж ее как-то слишком стал дома засиживаться и, что давненько он ничего съестного домой не приносил. Ради эксперимента она и сама решила какое-то время не покупать продукты. На