В бою это была бы сложная территория: большие открытые пространства, а нас мало. Находись здесь гуки, они застали бы нас врасплох. Но перед нами была поставлена задача, в спецназе принято выполнять приказ, да и рассуждать много на войне не принято. Задачу мы выполнили и вышли из элеватора. Можно сказать, немного размялись с утра, а это очень полезно для здоровья.

МАГАЗИН С МАНЕКЕНАМИ

Вернувшись в пункт временной дислокации (ПВД), мы встретили там и вторую группу, которая выполняла поставленную Странником задачу по осуществлению поиска погибших в бою под Джалкой. Их целью было прочесывание местности от блокпоста «Отвага» до Джалки. Старшим мероприятия был оперативный сотрудник ФСБ.

Я встретил Костяна и сразу заметил, что тот не в духе. Спросил у него, как отработали на месте. Нехотя он поведал мне эту печальную историю:

«Мы приехали на место, немного не доезжая развилки шоссе Шали-Аргун, где стоял блокпост «Отвага». Стали искать трупы вдоль дорог и арыков. С нами был опер из ФСБ и еще два бойца, которые выжили в этой засаде: офицер и солдат. Сначала работали саперы, затем шли мы. Первого погибшего нашли в пятистах метрах от грузовых автомобилей. Сапёры сдернули его кошкой и веревкой. Потом к нему подошел я, со мной Порш и опер из ФСБ.

Погибший был добит выстрелами в грудь и контрольным в голову. Левый глаз у него выпал, часть лица была сильно деформирована. Оружия при нем не было. Опер сфотографировал труп. Затем я и Порш положили его в подъехавший ГАЗ 66. Парню едва исполнилось девятнадцать лет. Помочь нам с Поршем загрузить погибшего в ГАЗ саперы и фээсбэшник отказались, сославшись на то, что им стало нехорошо. Прикинь, братан, плохо им стало, блядь… Ну, не лежать же ему там, раз никто не может.

Через пятьдесят метров обнаружились двое двухсотых, оружия ни у кого не было. Разгрузки были расстёгнуты, магазины отсутствовали. Также добиты контрольными в голову. Противник собрал все оружие…

У тлеющих машин лежали самые обезображенные двухсотые. Водитель, скорее всего, был ранен, выпрыгнул из машины и спрятался у колеса. Во время боя его убили, и он так и остался лежать. Горевшая резина покрышки стекла ему на голову и запеклась. Когда мы с Поршем отрывали его от земли, оторвалась черепная коробка и выпали мозги. Жёлтого цвета, еще горячие, из них шел дым. В натуре, мозги спеклись, чадили, вонь шла страшная. Когда мы его отодвинули, у него половины головы не стало, отдельно лежали мозги и половина черепной коробки. Майор его сфотографировал. Мы с Поршем загрузили его на носилки и отнесли, вернулись обратно.

С другой стороны кабины лежал еще один погибший. Его ранили, и он пытался оказать себе помощь, рука болталась на бинте. Он лежал рядом с горящей машиной. Пламя сожгло ему бушлат, голову и ноги…

Когда мы с Поршем грузили погибших в эвакуационную машину, я представлял себе, что это копии людей. Я как-то летом, после школы, перед армейкой на рынке нашем вьетнамском шабашил, вот точно так же таскал манекены. Там ларьки стояли со шмотками, мы с местными пацанами сгружали «безголовых» и по точкам разносили, а потом уже тетки на них одежду развешивали. Такой дурняк…

Порш, молодец, старался меня подбодрить. Бушлаты покрылись гарью, смердели резиной и сгоревшим мясом. В ста метрах от автомобилей ещё один двухсотый. Мы подошли, зацепили его кошкой, стащили с места. Он тоже, как и остальные, был без оружия. Увидел на нем капитанские звезды. Так же, как и у всех был контрольный в голову. На вид ему было около тридцати лет. Худощавый, одет в «камыш». Возможно, это был кто-то из двадцатого отряда спецназа. Но точно не скажу. Он не был обезображенный, видимо, отходил через поля и его сняли при отходе. На погибшем капитане был золотой перстень. Меня удивило, почему духи не сняли перстень».

Все это мой товарищ рассказывал монотонным, спокойным голосом, прерываясь только ради очередной затяжки. Нервы у небо были железные, чего не отнять, того не отнять. Пожевав сигарету, он кашлянул и продолжил:

«Бойцы, выжившие в этой засаде, которые приехали с нами, были очень напуганы. Дергались от каждого шороха и крутили головами по сторонам. Скорее всего, они до сих пор находились в состоянии шока. Им простительно, они — простые водилы. Один из них постоянно повторял нам «пацаны аккуратней, пацаны аккуратней». Возможно, их привезли, чтобы нам легче было опознать погибших. Этим бойцам повезло, они ушли по дренажным каналам и выжили. Когда мы грузили двухсотых, солдат рассказывал нам, как они отваливали по каналам и как гуки преследовали их и пытались найти. Кому-то повезло, а кому-то нет. Еще вчера они были живы. Просто не повезло. Дальше мы дошли до Джалки. Там была зеленка и съехавший на обочину «Урал». Под ним лежал водитель, который спрятался под машину и там же сгорел. Мы его вытащили, перевернули, майор сфотографировал. Погрузили в машину. Дальше еще были двухсотые. Одной из погибших была женщина. Она лежала возле машины обгорелая, и у нее не было головы. Когда мы ее подняли, она показалась мне очень легкой».

— Я видел полевую кухню, она была прицеплена к грузовому авто. Наверное, женщина с полевой кухни, — перебил я Костяна. Он только пожал плечами и продолжил свой рассказ:

«Дальше мы прошли в сторону Джалки, по лесу. Шли в сторону поселка. Справа я увидел еще одного двухсотого. Он был ранен в ногу. На ноге намотаны жгуты. Лежал, как будто хотел отползти. Наверное, его увидели и добили. От контрольного выстрела у него было раздуто лицо. Рядом с ним была дембельская книжка. Я взял дембельскую книжку. Боец был с краснодарской части, потом перевёлся в другую часть. Забрали и его.

Трупы лежали просто как куклы, замерзшие, друг на друге. Складывалось ощущение что это просто какой-то магазин одежды куда-то переезжает, как тогда на рынке в детстве.

Затем досмотровая группа пошла в поселок, мы проследовали за ними. К нам подошли два местных жителя, рассказали, что неподалеку они видели двух убитых бойцов, предложили отвести. Мед сказал, что подтянет группу прикрытия, после чего последуют за местными. Туда поехали другие ребята, я туда не попал…

Когда мы ехали обратно, в кузове все молчали. Я смотрел на этого бледного майора ФСБ и думал, такой взрослый мужик и так тяжело это перенес.»

Костян отшвырнул бычок в грязь и грустно вздохнул.

— Так говоришь, как манекены были? — это