срок.

Форсберг пристально посмотрел на меня, словно пытался понять мои мотивы и передвинул фигуру. Та попала в тупик, так и не добравшись до сокровищ, которые были совсем близко.

Наконец-то выпал мой черед ходить. Я взяла кости, сжала их в кулаке и подула на них на удачу перед броском.

— Энгер сказал, что исследования для него — это головоломка, а для вас?

— А ты не так наивна, как хочешь показаться на первый взгляд. Вчера вопросы были попроще. Как прошла моя неделя тебя уже не интересует?

— Я спросила то, что хотела знать.

— В ситуации, когда мы пытаемся понять, являемся ли причиной тех или иных событий, мы часто склонны ошибаться. Кажется, что мы можем контролировать происходящее, но это лишь иллюзия. На деле у нас нет никакого контроля и рычагов воздействия на ситуацию, — Форсберг сложил руки в замок.

— Не совсем понимаю, что вы имеете ввиду.

— Иллюзия контроля заставляет нас совершать те или иные ритуалы. Взять хотя бы тебя, ты подула на кости перед тем, как их бросить. Такие действия бессмысленны, поскольку не снижают степени случайности, с которой кости падают теми или иными гранями.

Слушая его пространственные речи, я так и не уловила ответа на свой вопрос.

— Ну а, все-таки, господин Форсберг. Зачем вам эти исследования?

То, что он пытался меня заболтать, только распаляло мое любопыство.

На костях выпала четверка. Я передвинула фигурку принцессы, которая стояла в начале пути, тоскливо наблюдая за тем, что ее соперник ушел далеко вперед. Второго хода мне не полагалось, поэтому Форсберг снова взял кости.

— Ненавижу причинять боль, поэтому хочу найти этичный способ взаимодействия с резервуарами, — как будто нехотя ответил он и бросил кубик.

— Откуда у тебя такое любопытство к исследованиям у тебя? Не припомню, чтобы кто-то из резервуаров интересовался бумажной работой.

— Мне просто интересно.

— Так уж и просто? — Форсберг в очередной раз посмотрел на меня пронзительным взглядом, который, казалось, проникал в самую душу, — Также иллюзия контроля в том, что ты пытаешься докопаться до сути исследований, но в конечном счете это никак не повлияет на их результат.

На какое-то время над столом повисла пауза. Форсберг собрал сокровища, которые покоились в одном из углов игральной доски. Тот кто их получил, мог сделать дополнительный ход. Кости снова оказались в его руках.

— Симпатичный жакет. Откуда он у тебя?

— Не вас ли я должна за него отблагодарить?

Он нахмурился. Я напряглась еще больше, но не могла требовать с него ответа, так как игральные кости были у него. Что-то тут не так, я надеялась, что в игре на удачу мы с ним будем на равных, но раз за разом удача улыбалась ему, а не мне.

— Скучаешь по своему господину? — неожиданно спросил Форсберг.

— Нет. — При упоминании господина Турвальсена, я сжала губы.

Кости ударились о доску. Выпала шестерка. Ровно столько, чтобы маг мог добраться до сокровищ.

Неприятно было думать, что Форсберг считает меня девицей лёгкого поведения или хуже того склонной к убийству, как написано в моем личном деле. Я обхватила себя руками и невольно прикоснулась к тому месту, где были синяки на плечах, которые уже давно прошли. При воспоминаниях о той ночи, меня охватила дрожь. Мне трудно было сохранять лицо. Хорошо, что в пансионе нас учили держать себя в руках при любых обстоятельствах.

— Он плохо с тобой обращался? — поинтересовался Форсберг, вероятно, обратив внимание на перемену моего настроения.

— Все было хорошо, — ответила я как можно спокойнее.

Он продолжил "допрос", остановив игру, но мне было уже все равно.

— Как же вышло, что ты оказалась здесь?

Может стоит рассказать ему правду? Вдруг в его полномочиях пересмотреть мое дело? Но разве он мне поверит? Что за глупая надежда? Однако терять мне уже нечего.

— Господину что-то не понравилось, и он решил от меня избавиться. На суде вынесли приговор, основываясь на его словах, а меня даже не стали слушать.

— Слово резервуара ничто против слова мага, — сухо бросил Форсберг.

Я только тяжело вздохнула.

— Если бы ты запросила просмотр памяти, тебя вы отпустили, — добавил он после короткой паузы.

Его слова прозвучали как гром среди ясного неба.

Проверка памяти? Мне никто про неё не сказал, а самой даже в голову это не пришло. Меня ведь даже не стали слушать в зале суда.

Я сидела ошарашенная этой новостью. В глазах стояли слезы, я не могла больше продолжать игру, но Форсберг вернулся к игре и снова бросил кости.

— Ты шпионишь для Симонсен?

Я испуганно подняла на него глаза.

— Я не… — запнулась, припоминая, что Форсберг способен почувствовать ложь, главное не ошибиться в формулировке, — не соглашалась на это.

— Но она тебе предлагала докладывать ей?

Я промолчала.

— Чувствую, что ты говоришь правду, но что-то недоговариваешь. Советую тебе быть осторожнее, и понимать, кто на что способен. Если выбирать между мной и Симонсен, будет правильнее бояться моего гнева.

Я кивнула.

Значит все эти вопросы были ради того, чтобы я потеряла контроль над собой? Чтобы в нужный момент задать самый главный вопрос, не рассказываю ли я об исследованиях Симонсен?

Я отодвинула стул и собиралась встать.

— Не торопись, — остановил меня Форсберг, — остался последний ход. Разве ты больше ничего не хочешь у меня узнать?

Я взяла кости и не глядя бросила их. Партия сыграна, уже не важно, что выпадет, и вопрос я задала, уже ни на что не рассчитывая.

— Может, еще не поздно запросить проверку памяти?

Он пристально смотрел на меня и какое-то время молчал. Затаила дыхание в ожидании ответа.

— Приговор пришел в исполнение, и обжалованию не подлежит. Тебе придется отсидеть свой срок до конца, — Форсберг встал из-за стола и направился к выходу

— Не верю! Ещё неизвестно, как лягут кости.

Форберг остановился и посмотрел на кости, и они перекатились сами собой, а потом снова и снова, повторяя одну и ту же комбинацию цифр.

Мне стало горько. Значит все это время кости падали так, как ему было нужно.

— Благодарю вас, — сказала я, проглотив обиду.

— За игру?

— Спасибо, что объяснили мне правила. Принцессе не удалось получить корону, у нее изначально не было шансов. Вы выиграли, — добавила я дрогнувшим голосом.

Он посмотрел на меня нечитаемым взглядом и какое-то время молчал.

— Я бы так не сказал.

Форсберг вышел из лаборатории.

Я сжала в руке игральные кости и швырнула их на доску. Резкий стук костей о доску в тишине лаборатории подействовал на меня умиротворяющим образом.

Сложный. Непонятный. Мрачный тип. Что он о себе