боль щемящая, что отталкиваю этого котенка ласкового от себя все дальше и дальше, хотя на самом деле хочется его прижать к себе и не отпускать никогда. Но жизнь — коварная штука. Сколько себя помню, она никогда не относилась ко мне с добротой, всегда добивала испытаниями и заставляла плакать. Кажется, за все двадцать шесть лет я ещё ни разу не была абсолютно счастливым человеком какое-то продолжительное время. Всё моё счастье настолько скоротечно, что эти дни я могу пересчитать по пальцам.

И Антон… он входит в эти счастливые дни. Могу с уверенностью заявить, что той ночью с Антоном я была абсолютно счастлива. Я чувствовала себя любимой женщиной, купалась в заботе, сильных руках и поцелуях. Погода была хорошая, мой ребенок был в безопасности, а проблемы словно ушли от меня на какое-то время, давая передышку.

Я сейчас я его отталкиваю. Самое страшное — я делаю это осознанно. Потому что как бы сильно я не хотела послать все к черту и остаться навсегда в его объятиях, есть слишком много факторов, обойти которые никак нельзя.

И да, мне от этого больно. С каждым днём я все сильнее растворяюсь в этом мальчишке, меня тянет к нему, как к магниту. Я хочу видеть его каждый день, касаться его, Господи боже, у меня появилось сумасшедшее желание накормить его домашней едой, это диагноз!

Мне было бы гораздо проще, если бы он сам сдался. Не оказывал бы мне знаков внимания, и у меня переболело бы со временем, но… Но он прет напролом, точно бульдозер, танк, я не знаю, бронепоезд какой-то! На мое безразличие ему плевать, на то, что пропадаю часто, тоже, мамочки, да его даже наличие ребенка не пугает! В двадцать два года! Он вообще настоящий? Я уже не уверена, потому что не бывает таких, как он. Его родителям нужно выдать награды за воспитание совершенно замечательного сына, сейчас таких очень мало, он действительно на вес золота. Мог бы осчастливить какую-нибудь молоденькую девочку, а бегает за мной… За разведенной матерью одиночкой, у которой на спине огромный кредит от козла отца и надоедливый бывший, который не даёт жизни. Зачем ему это? Я не понимаю, правда…

Сбегаю я быстро, хотя уверена, что сейчас Антон за мной не пойдет. У него тренировка, у меня дети, совершенно не время для выяснения отношений. Да и переварить ему мысль о том, что у меня есть сын, нужно. Может, придет к выводу, что это не его война? Скажет мне, что ошибся в своих чувствах, всего-то… От одной мысли сердце щемит. И как я собираюсь оборвать с ним любые отношения, когда реагирую так болезненно?

Слава богу, что сегодня тренировки с их командой нет. Я не выдержала бы полтора часа рядом с Антоном. И так завтра придется как-то пережить этот ужас, надеюсь, останусь в живых, потому что Антон наверняка будет сверлить взглядом. Господи, вот же влипла…

После тренировок с двумя группами детей выхожу из кабинета, затылком чувствуя приближение Антона. Ковалёв, чтоб тебя… ни спрятаться, ни скрыться.

Останавливаюсь, жду его, бежать смысла нет, он меня в полтора шага своими длиннющими ногами догонит, это будет только смешно.

Разворачиваюсь и вижу на лице Антона улыбку, от которой на душе теплеет сразу и улыбаться тут же в ответ хочется, даже сдержать себя не могу, чуть поднимая уголки губ. Я не могу быть рядом с ним каменной стеной и ледяной глыбой, не могу! Эмоции так и просятся наружу, мне очень сложно себя контролировать, правда, это выше моих сил.

— Ты закончила на сегодня? — спрашивает, подходя слишком близко. Дурацкая привычка, которая мне как назло слишком нравится. Ковалёв всегда становится почти впритык, так, чтобы нависать надо мной скалой огромной. Я в эти моменты себя совсем Дюймовочкой чувствую, приходится смотреть на него снизу вверх, задирая голову. Уверена, это он делает специально, в очередной раз напоминая, кто всё-таки из нас двоих ребёнок.

— Да, но подвозить меня не нужно, погода хорошая, я правда хочу прогуляться, — я хочу прогуляться, чтобы проветрить голову, а на погоду мне по большому счёту плевать. Я в тупике, мне нужно выгнать себя оттуда и понять, как быть дальше.

— С предложением прогуляться я как раз и пришёл, — Антон сияет, как полярная звезда, видимо, в его голове все складывается куда лучше, чем в моей.

— Антош… — отталкивать его все же очень тяжело. Язык сопротивляется говорить ему новые обидные вещи. Я чувствую себя ужасно, делая это. Я даю надежду, а потом сама же её отрываю вместе с руками, при этом травмируя нас обоих. Я ужасная, и я понимаю это, просто… почему все так сложно?

— Я знаю, что ты сейчас скажешь, Оль, — Антон меня перебивает, и спасибо ему за это огромное. Я все равно не смогла подобрать слов, чтобы ответить ему хоть что-то, — я всё это уже сто раз слышал. С возрастом мы порешали, теперь с ребенком надо. Я детей не боюсь, особенно, если этот ребенок твой.

— Антон, послушай, — кладу руки ему на грудь, пытаясь успокоить, но от ощущения, как сильно бьётся его сердце мне в ладонь, горло сжимает спазмом. Он такой искренний со мной, когда я только и делаю, что хожу вокруг да около. — Пожалуйста, пойми меня и услышь. Матвей сложный ребёнок, очень ревнивый, его подкосил развод меня и его отца. Он замыкается в себе, если на пороге появляется хотя бы намёк на мужчину, не ревнуй сейчас, но да, я пыталась однажды привести мужчину в семью. Это сложно.

— До старости одна будешь жить? — злится, но пытается держаться.

— Если придется — буду. Я не предам его, Антон.

— Я не понимаю, Кроха, зачем ты так все усложняешь. Отовсюду можно найти выход, и из этой ситуации тоже, но ты же и шанса мне не даёшь!

— Прости, — чувствую, что сейчас расплачусь, поднимаюсь на носочки, целуя Антона в губы, а потом убегаю к выходу, чтобы не разреветься окончательно. Антон, может, и прав… отовсюду можно найти выход. Но я так давно живу в этом зеркальном лабиринте, так много раз натыкалась на тупики, что банально не верю, что выход из него реально существует.

Домой я иду медленно. Во-первых, там слишком пусто и одиноко, чтобы туда спешить,