Шрифт:
Закладка:
— Так расскажи! — он взрывается. Характер у него… Не лучше, чем у Матвея. Окружили взрывные мужчины, а мне хоть с ума сойди рядом с ними. — Оль, ты вот говоришь, что я ребенок, а сама ведёшь себя, как школьница. Скрываешь что-то вечно, все нужно силой вытаскивать. Я просто не понимаю. Ты и не отталкиваешь, чтобы я уже окончательно отвалил от тебя, но и к себе до конца не пускаешь. А мне что делать прикажешь? Как понимать-то? Ты полчаса назад плакала, что тебе со мной хорошо, что за полчаса изменилось?!
— Да ничего не изменилось, мне все ещё с тобой хорошо! Очень! — мне снова хочется плакать, а ещё доказать Антону, что мне действительно с ним хорошо. Мне очень хочется, чтобы он знал, что я не использую его, что у меня не едет крыша, что я не из тех, кто сегодня любит, а завтра нет. Я просто очень хочу, чтобы он понял, почему меня из стороны в сторону кидает, понял и услышал. Это все, чего я сейчас хочу. — Я вообще не понимаю, что ты со мной делаешь, правда творю что-то, как школьница…
— Вряд ли школьницы вытворяют такое, — ухмыляется Антон. Люблю, когда он такой, мне нравятся его идиотские шутки. В последнее время он слишком много грустит и стал сильно серьезнее. Это моя вина. Это я довела его до состояния, когда он стал мало улыбаться и слишком много думать. Бессовестная дура.
— Антош, — глубоко вдыхаю, решаясь рассказать правду. Наверное, больше нет смысла молчать, да и вообще это не тайна на самом деле. Просто я знаю, что Антон захочет мне помочь. И допустить этого я не могу, — мой отец полгода назад ушел из семьи. Он бросил маму, почти ничего не объяснив, и просто ушёл. Где он, мы не знаем, поиски результатов не дали, он просто скрылся. Мы искали его, потому что к нам пришли люди, которым отец должен был много денег. Но по всем документам этот долг принадлежит моей матери. Он просто взял паспорт мамы, записал на неё какой-то свой долг в полтора миллиона рублей, и свалил в закат, когда понял, что отдать он естественно это не сможет. Я продала машину, чтобы отдать часть денег, отдала всё накопления, мы с матерью продали все украшения. Она хотела продать дом, но я не разрешила ей. Другого жилья у нас нет, эту квартиру я снимаю, да и Матвей очень любит этот дом. Мы чудом договорились с ними, что будем отдавать частями. Не отдавать нельзя, я думаю, ты понимаешь, что это за люди. В лесу закопать для них не проблема.
— Оль, решим, придумаем что-то, заработаем! — говорит мой решительный мужчина, а у меня снова сердце сжимается от его заботы. Никто. На самом деле ещё никто и никогда обо мне не заботился так, как он, и от этого в сотню раз больнее.
— Я не могу и не имею права так просто сбросить это все на тебя, ты понимаешь? — смотрю в глаза, но вижу, что он не понимает. Искренне не понимает, какого черта я пытаюсь ему донести. Глупый, упрямый мой мальчик, ну почему ты не хочешь слышать меня… — Прошу, просто пойми! Я разберусь с этим сама, обещай, что ты не будешь лезть в это!
— Крох, как ты себе это представляешь? — Антон психует. Отталкивается от меня, начинает подбирать одежду с пола, разбросанную в порыве страсти, и натягивать на себя. Уходить собрался? На самом деле, вспыльчивость, это единственное, что выдает в Антоне его возраст. Из-за несдержанности и неумения успокоиться и проанализировать ситуацию он снова из моего замечательного мужчины превращается в дикого мальчишку. Совру, если скажу, что кто-то из них двоих мне не нравится. — У тебя долг на плечах, из-за которого ты себе во всем отказываешь, а я буду жить счастливо, и ни на что не обращать внимание? Так, да? — он, уже полностью одетый, подлетает ко мне, все ещё обнаженной и сидящей на комоде, и говорит негромко, но очень четко: — Я, конечно, не специалист в отношениях, но, кажется, что это работает немного не так. Когда люди вместе, они и проблемы решают вместе. Или… ах да. Нет же никаких «вместе», да, Оль?
Он уходит, хлопнув дверью, а у меня даже слез нет.
Это первый раз, наверное, когда я не чувствую своей вины. Я его не отталкивала. Я не говорила, что мы не можем быть вместе. Я просто сказала, что не хочу обременять его своими сложными проблемами, потому что понимаю, что он в свои двадцать два может жить гораздо более интересную и счастливую жизнь, чем разгребание моего дерьма.
Но он видит всё иначе. И слышать меня не хочет. А возможно просто привык, что я каждый раз отдаляюсь, и невнимательно выслушал меня, думая, что я говорю старые тексты.
Я не считаю себя виноватой только сейчас, потому что за все разговоры до этого я очень себя корила, понимая, что просто издевалась над чувствами парня. Сейчас я больше издеваюсь над самой собой, если честно. Но мне почему-то не больно из-за того, что он ушел. А все потому что я знаю, что Антон умный парень. Он обдумает все мои слова, все поймет правильно, и тогда мы сможем с ним нормально поговорить. Только вот… Ревнивый сын, долг и надоедливый бывший все равно никуда не денутся. К сожалению.
И действительно к сожалению. Потому что когда через пару часов в дверь звонят и я бегу открывать с улыбкой, надеясь увидеть Антона, улыбка с лица падает, когда вместо желанного Ковалёва я вижу совершенно нежеланного Давыдова.
Он стоит с букетом этих жутко противных пионов, на которые у меня все ещё аллергия, и я усмехаюсь, понимая, что за семь лет, что мы знакомы, он этого не запомнил. Антон за месяц выучил, какой кофе я пью, и я частенько обнаруживаю у себя стаканчик любимого американо на рабочем столе.
— Что? — я раздосадованна тем, что увидела не того, кого хотелось бы, поэтому даже делать вид милого общения мне не хочется.
Ярослав очень надоедливый молодой человек. Вот взрослый, ему