— Что ты с ней сделал? — севшим голосом спросил он у отца.

Тот поднял на него тяжелый взгляд. Промолчал.

— Что ты, твою мать, с ней сделал?! — заорал он, чувствуя, как к горлу снова подкатывает тошнота.

Нет… Этого не может быть… Он бы никогда… Ей же было всего двенадцать… Или, может… раньше?

О Боже. Нет… Нет!

— Ничего. Успокойся.

— Успокоиться?! Ты говоришь мне успокоиться?! Расскажи мне! Что ты с ней сделал, отец?! Скажи правду хоть раз!

— Не могу! Я просто не могу! Понимаешь?! Это… Я не хочу чтобы ты меня ненавидел сейчас! В этот день! — закричал он в ответ.

Алекс отшатнулся от него, отталкивая проклятые конверты, которые тот ему протягивал.

— А есть за что ненавидеть?

Он не мог поверить своим ушам. Что, черт возьми, происходит? Какие скелеты его отца готовы вырваться наружу?

— Наверное, да.

Какое-то время они сверлили друг друга взглядами. Такие похожие друг на друга. Сын и отец.

Алекс не хотел верить.

— Возьми пожалуйста. Я оставлю это здесь, — Торнхилл старший бросает конверты на стол. — Надеюсь, что однажды ты поймешь.

В дверь постучали. Показался седой старик с усами.

— Все готово, мистер Торнхилл. Привет, Алекс.

— Привет, Джонатан, — на автомате кивнул юноша. В голове стоял полный хаос.

— Ну вот и все. Пора прощаться, сын.

Почувствовав, что снова задыхается от тоски и боли, Алекс сделал шаг вперед.

— Я все равно готов полететь с тобой. Плевать на письма. Плевать на прошлое. Я буду рядом!

Его отец дрогнул. На губах появилась грустная улыбка.

— Спасибо. И прощай, сын. Я люблю тебя.

На этих словах внутри юноши все надломилось окончательно. Он сжал кулаки, кусая губы от безысходности.

Рывком Дэвид Торнхилл дернул растерянного сына к себе и сжал в крепких объятиях. Не выдержав гнетущей тяжести, рухнувшей на него сверху, Алекс заплакал, уткнувшись ему в плечо. Собирая рубашку отца в кулаке, продолжая изо всех сил обнимать его. Он не хотел отпускать его. Ни за что на свете.

Но тот аккуратно вырвался из объятий и ушел, не оглядываясь. Оставив Алекса в больничной палате.

Через пять минут Алекс пришел в себя, вытер слезы тыльной стороной ладони и хладнокровно сгреб конверты. Он должен узнать.

Разорвал письмо, предназначенное для девчонки. Уставился воспаленными глазами на пугающие строчки. Ошарашенно упал в кресло. Такого он точно не ожидал.

«Дорогая Диана.

Мне жаль, что я так и не увидел тебя в последний раз. Надеюсь, ты простишь меня за то, что утаил от тебя правду. Скажу честно, я эгоистично хотел проверить — придешь ты или нет. Наверное, в глубине души я знал, что не придешь, потому что заранее приготовил это письмо. Грустно осознавать, что все сложилось именно так. Но я принимаю этот факт со всем своим спокойствием.

Прости меня за все… Мне больно оттого, что ты меня боишься и презираешь. Мне больно оттого, что я не стал и не захотел стать тебе кем-то вроде отца или близкого друга. Но если бы можно было повернуть время вспять, я бы все равно подошел к тебе на той жаркой улице Джорджтауна. Даже зная, что это меня потом погубит.

Ты — яркое и солнечное пятно в моей жизни, хоть и ты же стала для меня чернотой и абсолютным безумием. Я перестал ненавидеть себя за свою больную и ненормальную любовь. Я научился с этим жить.

ДА. Я любил тебя. И по-прежнему люблю.

Не как ребенка или свою подопечную. Я люблю тебя совсем по-другому. И мне долго от этого было тягостно и противно от самого себя. Но сделать с этим я ничего не смог.

Однажды ты простишь меня за все обиды, за то, что когда-то оступился и перестал верить. В тот ужасный вечер, стыдно признаться, я наказывал тебя за свою одержимость. Бывали времена, когда я сильно ревновал тебя к собственному сыну. У него было время, возраст, возможность быть рядом с тобой. У меня же ничего из этого не было. Вот такой я ничтожный подлец и чудовище.

Я знаю ты простишь. У тебя большое сердце. Хоть и такая израненная душа.

Будь счастлива, и не переживай ни о чем. Не ищи в этой истории своей ошибки или вины. Их нет. Так просто сложилась судьба. Я счастлив по-своему, что мне за мою жизнь удалось испытать такое чувство всепоглощающей любви, которой я раньше прежде не испытывал. Пусть и сгорел в ее неправильности и абсурдности.

На этом все. Мне больше не стыдно за свою любовь.

Прощай,

Дэвид Торнхилл»

Опустошенный внутри, вывернутый наизнанку, Алекс Торнхилл сидел в кресле и перечитывал строчку за строчкой. Снова и снова, по замкнутому кругу, отказываясь верить.

Было ощущение, что он оказался в совершенно другом мире. В другой реальности.

Все встало на свои места.

Открыв другой конверт, он почти не удивился. Хоть это и стало для него следующим ударом.

Все свое состояние — недвижимость, автомобили, акции и прочее Дэвид Торнхилл оставил Диане. Ни ее матери, ни ему самому он распорядился не передать и фунта.

Алекс яростно смял письмо.

ДИАНА

После первого же урока я была поймана Джексоном Феллроузом в коридоре. Схватив меня за локоть, он потащил меня под лестницу.

— Что ты делаешь? — прошипела я. — Отвали!

— Ты совсем с ума сошла?! На кой черт ты заявилась?! Алекс сказал ты будешь в конюшне!

— В задницу твоего Алекса! И тебя туда же!

— Полегче на поворотах, Горилла! Тебе готовят «сюрприз»! На твоем месте я бы растворился в неизвестном направлении! Куда он сам провалился в такой день?

— «Сюрприз»? А ты, что же, больше себя к ним не причисляешь?

— Я не знаю о чем речь, мне абсолютно наплевать. Алекс просил приглядеть…

— Да какого черта?! С чего вы решили, что в праве приглядывать после всего, что делали?! Решили в героев поиграть? Да вы оба — два куска дерьма, ничем не лучше остальных! — вскипела я, отпихивая одноклассника.

Тот обескураженно сделал шаг назад.

— Сама еще пожалеешь, идиотка! — крикнул он мне в спину, но я уже бежала прочь от него.

На остальных уроках ничего не происходило. Класс странно притих, но я уже знала, что это затишье перед бурей. Эти уроды действительно приготовили мне что-то, и я впервые радовалась, что у меня не было с собой ни сумки, ничего. Даже мой телефон остался в стойле у Клепы, где я уже практически жила. Хотя бы веще не испортят.

— Вы сегодня подозрительно молчаливы, — отметила, прищурившись, миссис Блэквуд.

— Просто решили усердно учиться к концу семестра, — елейным голосом ответила Эмили, поглядывая на меня многообещающим взглядом.