Под ошарашенные взгляды одноклассников я захожу внутрь и иду к своему месту, чувствуя, как выпрямленную спину начинает чуть ли не сводить от моего напряжения.

Конечно же мне страшно.

— Что это за дичь? — начинает хохотать Соня, разглядывая меня со своего места.

Учитель в кабинете, листает программу перед уроком, и никто не рискует нападать открыто.

— О Боже! — морщится Эмили. — От нее пасет конюшней!

— Что, Эми, узнаешь запах с одной нотки? — насмехается Феллроуз.

— Да катись ты! Моя Арабелла не пахнет, потому что за ней регулярно ухаживают!

— Ой, да брось. От лошади пахнет всегда, — не унимается Джексон. — Как и от собаки. Хоть мой, хоть не мой.

Я сижу за пустой партой, уставившись на доску и не поворачиваясь на их диалог. Игнорировать. Игнорировать. Игнорировать.

— Миссис Клерман, а разве можно заявляться на урок не в форме? — высоким голосом спрашивает Ванесса.

Та растерянно оглядывает меня. В глазах учителя немой вопрос. Простите, миссис Клерман… Опять к директору придется идти по моему поводу…

— Я могу поделиться своей формой, — вдруг предлагает Эмили. — У меня есть еще один комплект. Можно Соня с нами сбегает в кампус, она осталась у нее в комнате?

И невинно так хлопает ресницами.

А я в ужасе смотрю на миссис Клерман. Соня от меня живого места не оставит, едва мы окажемся втроем в кампусе.

— Мисс Клерман, — встревает Феллроуз. — Горилина же плохо знает эту тему. Пусть сидит уж, мы потерпим. Отлучится — опять всему классу успеваемость снизит.

Со всех сторон слышатся шепотки, почти как змеиное шипение. Что-то швыряет ему раздраженная Эмили.

Не выдержав, я кошусь на одноклассника и вижу, что он, не отрываясь, смотрит на меня. В зеленых глазах молчаливое предупреждение.

«За тобой приглядит Джексон».

Что происходит? Я запуталась кому верить, а кому нет.

АЛЕКС

Алекс Торнхилл привык, что почти всю свою жизнь был для отца пустым местом. Даже сейчас, едва войдя к нему в палату, он вынужден наблюдать его спину. Тот даже не повернулся к нему.

Даже сегодня. В такой тяжелый день. Для них обоих.

— Она не пришла? — Высокий светловолосый мужчина стоял, отвернувшись к окну, в тени. Отстранено разглядывал что-то на улице.

— Нет, — ответил отцу Алекс, чувствуя как в нем закипает ярость.

Опять она.

— Я надеялся, что она придет… — тихо проговорил он. — Ты не сказал ей правду?

— Нет. Не сказал.

— Что ж. Значит, так тому и быть, — вздохнул Торнхилл старший.

— Даже сегодня, отец, твои мысли занимает эта девчонка, а не я, твой родной сын, — не выдержал Алекс. В его голосе слышалась плохо скрываемая обида.

Отец медленно развернулся к нему. В серо-голубых глазах пустота и равнодушие ко всему.

— Скажи мне. Хотя бы сегодня. Почему так вышло? Почему мы с Грэйс, твои родные дети, были тебе не нужны?! А вокруг этой девчонки ты постоянно крутился?!

— Не выдумывай. Я люблю вас с Грэйс…

— Да ни черта! Ты меня не слышишь, игнорируешь мои мольбы! Ты не должен этого делать. Останься в Англии!

— Все уже много раз обсуждали, сын. Мое решение неизменно. Что же до Дианы…

— Диана! Диана! Диана! Только и слышу! — взорвался юноша. — Я здесь, сейчас перед тобой! Поговори со мной!

— Успокойся, — прохладно ответил мужчина. — А если не можешь этого сделать, тогда нам лучше попрощаться сейчас.

— Как ты так можешь? — потрясенно спросил Алекс, сдергивая с себя галстук.

Он наряжался в этот костюм, рубашку. Все для отца. Хотел показать, что он взрослый. Что на него можно положиться. А тот все так же далеко от него. Как от Земли до Луны, и обратно. Ему просто наплевать.

Только один человек занимает его мысли.

Вообще-то не сказать, что Дэвид Торнхилл как-то баловал Диану, в отличие от своих детей. Он покупал ей самое необходимое, оплачивал расходы в школе, репетиторов и так далее. Ничего лишнего, типа горы тряпья и игрушек, как у них с Грэйс. Пытался найти баланс. Но в то же время он постоянно ставил им ее в пример. Это нелепо. Алекс даже учился лучше нее. Он даже сказал как-то отцу.

— У нее доброе сердце. А вы как пара маленьких гиен. Вы не умеете любить, — покачал головой отец.

Алекс и Грэйс аж чернели от таких слов.

Порой Алексу кажется, что в его ненависти к этой цыганке виноват только отец. Только он.

— Я полечу с тобой в Швейцарию, — заявил он.

— Нет, — отрезал отец. — Тебе нечего там делать. Со мной полетит Джонатан. Он уладит все формальности.

— А Инна?

— А что Инна? Она сейчас отдыхает на Багамах. Пусть наслаждается, — искренне удивился отец.

В эту минуту парню стало ясно, что тому на нее наплевать. И всегда было. Тогда зачем все было нужно рушить?

— И ты вот так просто попрощаешься и улетишь? — неверящим голосом спросил юноша. В нем сквозило отчаяние.

— Алекс. Давай не начинать бессмысленный разговор с самого начала. Ты все знаешь.

— Ни черта не знаю! — он швырнул душащий его галстук на пол. — Ни черта не знаю, и не понимаю!

Дэвид Торнхилл достал два письма и протянул их сыну.

— Держи. Одно из этих писем предназначено для Дианы. Передай ей. А второе… второе это завещание. О нем знаешь только ты. Это моя попытка попросить прощения и позаботиться о ней, потому что ты этого не можешь сделать. А я так надеялся… Это завещание для тебя. Надеюсь, оно тебе поможет в жизни. Я пытаюсь тебя спасти.

Глядя на эти два конверта, что вызывали в нем противоречивые чувства, даже легкий страх, Алекс почувствовал, как затряслись его руки. В памяти всплыл неприятный эпизод из прошлого. Тот день, когда на глазах у всей семьи безумный Дэвид Торнхилл отлупил девчонку ремнем. Стегал куда ни попадя, оставляя на теле ужасные раны и красные полосы. А все стояли, притихнув и испугавшись его неожиданной и неконтролируемой вспышки гнева. Он бил ее за воровство, но все же… Было в этом что-то такое… Словно отец наказывал ее за что-то другое.

Он впервые испугался отца.

Девчонка плакала, кричала и вырывалась, а он все лупил и лупил.

А они все стояли и смотрели.

В тот день Алекса рвало в туалете до беспамятства. Скрутило желудок в тугой болезненный узел, сложив его пополам. Так, что даже дышать стало невозможно. Вечером его увезли на скорой.

А на утро Грэйс не стало.

В голову Алекса только сейчас начали подкрадываться нехорошие мысли. Совсем другие мысли. Вся в чудовищных полосах плачущая Диана встала перед глазами.