Шрифт:
Закладка:
— А это моя Наташа.
Мужчина поднялся, он был очень высокий, Наташе пришлось закинуть голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Он спохватился и присел на корточки, протянул большую теплую ладонь.
— Здравствуй, девочка! Значит, тебя зовут Наташей? А меня дядей Лешей.
Наташа посмотрела на мать. Матери, видимо, очень хотелось, чтобы она, Наташа, понравилась этому человеку, поэтому Наташа сказала как можно вежливее:
— Я была сейчас на море. Оно такое сердитое сегодня.
— Опять ты была там, — заметила мать, но расспрашивать ни о чем не стала. Ей надо было угощать гостя, и Наташа не должна была ей мешать. Наташа вспомнила, что говорила об этом повариха, и побрела к двери. Она даже схитрила, сказав матери:
— Мам, я пойду к тете Маше? Она хотела виноградом меня угостить.
2
Слушая рассказы поварихи о дочери, Галина Ивановна зябко сжимала и без того узкие плечи. Она была далеко не так удачлива. В лаборатории, правда, самую ответственную работу всегда поручали ей, но сослуживицы, молоденькие, языкастые девчонки и замужние, уверенные в себе женщины, относились к ней со скрытой снисходительностью. Отдавая все силы работе и дочери, Галина Ивановна не следила за своей внешностью, не умела и постоять за себя. Все у них, в коллективе уже давно имели квартиры, одна она все еще жила в полуподвальном помещении; комната была, правда, не сырая, но темноватая и без всяких удобств. И муж ее оставил, а уж она ли не старалась для него! Верно сказала повариха: выучила! И ребенок у нее больной.
Галина Ивановна сравнивала свою жизнь с тем, что рассказывала о своей дочери тетя Маша, и ей начинало казаться, что незадачливее ее нет и человека на свете. Ей не приходило в голову вспомнить о том, что всем, что она имеет, — и знаниями, и доверием старших товарищей по работе, и нехитрым имуществом, даже тем же своим полуподвальным жильем она обязана только себе. От отца, погибшего в Отечественную под Смоленском, она осталась совсем ребенком. Мать, женщина немолодая и болезненная, не смогла поддержать ее даже на первых шагах самостоятельной жизни. Пришлось работать и учиться. Даже теперь, находясь в отпуске, Галина Ивановна была целиком поглощена своими заботами.
На Ковшова она обратила внимание, возвращаясь однажды из столовой. Рослый, плечистый, в отлично сшитом светлом пальто, он занял собой всю тропинку под старой грушей, по которой Галина Ивановна обычно ходила. Слева была стена ванного корпуса, и Галине Ивановне пришлось сделать шаг назад, чтобы дать Ковшову возможность пройти. Он тоже в свою очередь шагнул назад, уступая тропинку ей. Улыбнулись друг другу — Ковшов всем ртом, блеснув белыми крепкими зубами, Галина Ивановна — сдержанно, — и разошлись.
Галине Ивановне нужно было в столовую во вторую смену, Ковшов в это время уже возвращался к себе в четвертый корпус. Поэтому вечером он снова попался ей навстречу.
— Опять нас свела наша тропинка, — улыбнулся Ковшов, уступая дорогу. — Погодка-то сегодня, а?
День и в самом деле выдался на редкость теплый, и не поверишь, что ноябрь. В Сибири такое тепло стоит только в апреле.
Галина Ивановна побоялась, что, если она оставит слова мужчины без ответа, он обидится, и сказала:
— Да, тепло. Ребятишки вволю нагуляются.
— Вы здесь с детьми? — так как Галина Ивановна не остановилась, Ковшов тоже направился с нею, ступая по обочине тропинки. — С дочкой? Она у вас еще, наверное, малышка? А у меня уже школу заканчивают.
Так, с разговором о детях, и дошли до калитки в ограде, отделявшей территорию санатория от улицы. Здесь Галина Ивановна попрощалась:
— Всего доброго. Мне сюда.
…У них вошло в привычку доходить до калитки в ограде вместе. Однажды Ковшов проводил ее до самого дома тети Маши. Побоявшись показаться невежливой, Галина Ивановна пригласила его войти.
И в комнате, наедине, Ковшов был так же сдержан, серьезен. На тетю Машу он произвел самое выгодное впечатление. Она не без игривости подтолкнула локтем Галину Ивановну:
— Вот видишь? Такой не каждой окажет внимание. А я уж думала, ты вроде монашки. Ну, пущай приходит, я не против.
Вскоре Ковшов пригласил Галину Ивановну на концерт приезжих артистов. Она долго колебалась, прежде чем приняла это приглашение. Собираться же на концерт начала сразу после ужина и надела свое единственное яркое платье из плотного красного крепа. Галина Ивановна купила его, уступив уговорам соседки, а носить стеснялась. И теперь, надев, обнаружила, что платье очень красит ее, бросая на лицо теплый отсвет. Лицо как будто помолодело далее.
— Какая ты сегодня красивая, мама, — заметила Наташа.
…После концерта долго шли по главной аллее в общем потоке. Небо снова было без звезд, укрытое тучами. Было тепло, сыро. Ковшов курил, и его папироса алела яркой точкой. Когда поравнялись с тропинкой под старой грушей, Ковшов слегка коснулся локтя Галины Ивановны.
— Пройдемте здесь? Тут спокойнее.
Тропинка эта была не асфальтирована, и Галина Ивановна споткнулась на своих шпильках о корень. Ковшов поддержал под руку да так и не выпустил. Теперь над головой были черные спутанные ветки деревьев. Галина Ивановна не могла бы сказать, что на нее нашло, взяла и рассказала о себе. Все. Пусть. По крайней мере Ковшов будет знать, с кем имеет дело. Может быть, сразу оборвет знакомство?
Ковшов долго молчал, потом спросил:
— И после того, как муж… как вы расстались, у вас больше никого не было?
— Как это? — не сразу поняла Галина Ивановна. — Ах, да! Нет. Выйти замуж в таком возрасте… Да и ребенок у меня.
— Не обязательно замуж, — задумчиво объяснил Ковшов. — Замуж — это, конечно, не просто. Да вы, наверное, и не делали попыток?
— Нет, не делала, — призналась Галина Ивановна. — Знаете, все как-то не до этого было. Я ведь на полторы ставки работаю. Да и Наташа… мне с ней хорошо.
— Славная девочка. Глаза у нее… будто в самую душу смотрят.
Ковшов опять надолго замолчал.
Возле дома тети Маши постояли немного, потом Ковшов поцеловал Галине Ивановне руку и сказал, что ему пора.
Она пробежала через двор, нашарила в условленном месте ключ и поднялась на террасу. Тут присела на какой-то ящик и стала смотреть в открытую дверь. С одной стороны крыльца черный силуэт гледичии, с другой — густая тень вечнозеленой туи. Пробегая по двору, Галина Ивановна сломила веточку туи и теперь покусывала ее, вдыхая приятный смолистый аромат. Он напоминал запах кедра.
Ковшов попрощался торопливо и почтительно, а она-то все ругала себя за то, что приняла его приглашение на концерт.
