— Ты не только слабый собеседник, но и ровно такой же воин, — ехидно просипел я и принял допрашивать гиганта, рассчитывая выяснить, где содержатся пленники и новые существа вроде него.

Но урод разочаровал меня. Он лишь тяжело дышал и через щель в шлеме сверлил меня яростным взглядом. Пришлось убить этого молчуна.

Его труп остался лежать в лобби ратуши, как и оружие. Я при всём желании не смог бы забрать булавы. Уж слишком они тяжёлые.

Зато после часа блужданий по подземному городу я подметил, что на моём пути встречается всё меньше тварей. Их словно кто-то отзывал с моей дороги, не желая тратить ресурсы. А может, рассчитывая самолично убить меня, чтобы пополнить боевой опыт.

Видимо, местное начальство уже поставили в известность о моём присутствии. Ну, этого следовало ожидать. Но, думаю, жрица не сбежит, узнав обо мне. Скорее наоборот, она найдёт меня и постарается убить. Поэтому я весьма осторожно вошёл в притвор очередной церкви. Миновал его и оказался в огромной средней части, где пол был устлан комьями земли и гнилыми остатками скамей.

Свет фонарика скользнул по выстроившимся вдоль стен статуям, изображающим людей в доспехах. А там, где должен был стоять алтарь, высилась пятиметровая статуя Маммоны. Перед ней обнаружилась фигура в чёрных доспехах с камнями-артефактами.

Шлем с конским хвостом скрывал лицо, а вместо предплечий неизвестный имел клинки сабель. Они хищно блестели в свете фонарика, испуская бледно-зелёный туман.

— Зачем… ты пришёл? — донёсся из-под забрала искажённый холодный голос с металлическими нотками. Но всё же мне удалось уловить кое-что знакомое.

— Ратников, — уверенно проронил я, напряжённо всматриваясь во тьму, клубящуюся со всех сторон и под куполом, теряющемся на запредельной высоте.

Засада? Неспроста же жрица послала ко мне Ратникова. Она явно что-то задумала. Да и место удобное. Тут на меня может разом напасть сотня тварей.

— Так звали меня в прошлой жизни, — безэмоционально проговорил парень, стоя в странной позе.

Его плечи были опущены, как у марионетки, чьи верёвки ослаблены. Но стоит кукловоду дёрнуть их, как марионетка бодро выпрямится, вскинув руки-сабли, чьи кончики сейчас касались пола.

— Нет никакой прошлой жизни. Ты почти всё тот же Ратников, разве что теперь на гитаре не сможешь играть. Да и в твоей голове покопалась высшая жрица. Весьма вероятно, что ты теперь страстно любишь Маммону и Хаос, а людей из-за Стены ненавидишь.

— Богиня спасла меня, — процедил Ратников, и в его голосе появился намёк на ярость: — А вы бросили меня умирать, оставили на растерзание паукам, чтобы они пожрали мою плоть. Ты всегда мне завидовал, Громов. Ты подлый мерзавец.

— Хм, а тебе оставили кое-какие воспоминания. Наверняка самые гнусные, а всё хорошее стёрли. А знаешь для чего? Чтобы ты был верной марионеткой Хаоса. Слугой, рабом. Тем, кого безжалостно используют и выбросят.

— Богиня осенила меня своим благословением. Я избранный, — фанатично выдал он, дёрнувшись всем телом.

— Ага, как же, держи карман шире. Я так же вру всем тем, кто мне нужен. Ты избранный, бла-бла-бла и всё такое. А на самом деле ты нужен лишь баронессе Огневой. Она-то и привела меня сюда, чтобы спасти тебя. Огнева, можешь входить! — крикнул я, попутно создав иллюзию баронессы.

Пришлось изрядно потрудиться, поскольку эманации Хаоса изрядно мне мешали, но всё же я создал очень правдоподобную копию девушки. Благо, что я стоял всего в трёх метрах от прохода в притвор церкви. А я плюс-минус именно на таком расстоянии мог создавать иллюзии, находясь в этом месте.

Иллюзия баронессы вышла из притвора, где будто бы стояла. И пошла к Ратникову, умоляюще протягивая к нему руки.

Я двинулся за ней, старательно топая, чтобы своими шагами скрыть то, что ноги девушки не производят никаких звуков. Да ещё мне приходилось светить фонарём в сторону от иллюзии, дабы не раскрыть свою уловку.

Ратников мелко затрясся, глядя на приближающуюся иллюзию. Я же начал говорить, что он лишь игрушка в руках Хаоса, а его единственный настоящий друг — баронесса Огнева.

В душе парня явно осталось что-то человеческое, но всё же он угрожающе прохрипел, глядя на девушку:

— Не подходи ко мне, иначе я убью тебя!

Но я, конечно, не стал останавливать иллюзию. И тогда Ратников метнулся к ней с такой скоростью, что аж размазался в воздухе. Его клинок со свистом пронёсся сквозь шею «Огневой».

— Ну, такой вариант меня тоже устраивает, — криво усмехнулся я, развеяв иллюзию. — Ты выбрал сторону.

Вскинув саблю, телепортировался к скрежетнувшему зубами Ратникову, чтобы испытать на прочность его доспех. Но бывший кадет ловко отбил мой выпад и с такой силой саданул по моему клинку, что руку аж болью прострелило по самое плечо.

Клянусь задницей Фенрира, жрица наделила его потрясающей силой, ловкостью и скоростью! Да и доспехи у него что надо. Шлем соединён с кирасой, и двигался он с помощью каких-то шарниров. На первый взгляд будто и нет слабых мест!

— Тебе не победить меня, Громов, — процедил Ратников, прыгнув в мою сторону, как заправский олимпийский чемпион, которому дал пинка иниестый великан Имир.

Только «телепортация» позволила мне избежать неприятных последствий. Однако Ратников не успокоился. Принялся гоняться за мной по всей церкви, а я швырял в него «взрыв энергии». Но тот лишь бессильно разбивался зелёными вспышками о доспехи кадета, сверкающие камнями-артефактами. Да, они тускнели после каждого попадания, но теряли заряд очень медленно.

Жгучий пот уже заливал мои глаза, несмотря на холод, царящий вокруг, а заряд артефактов едва ли снизился на треть.

Видимо, пришло время пробудить свой седьмой атрибут. Им являлся «телекинез», но такой, который лишь подхватывал объекты как сильный ветер. Да и то лишь те, чей вес по большей части состоял не из органики. То есть мой «телекинез» не мог швырнуть в стену человека в обычной одежде, а вот камень весом в сто килограммов — легко.

— Во имя госпожи! — фанатично выпалил Ратников, в очередной раз пытаясь достать меня своими руками-саблями.

Я кинул в него голубое облако. Оно за долю мгновения окружило его и с ужасающей силой бросило в стену. Кадет влетел туда спиной на высоту в пару метров от пола. Смявшиеся доспехи издали противный скрежет, а сам парень упал на каменные плиты. В стене же