Вот так, всего за пару месяцев, я очерствел на столько, что безвозвратно утратил жалость и сострадание. Хорошо хоть совесть осталась, да и то её зубы знатно затупились и уже не столь сильно вгрызались в душу, как в первые дни. Увы, но доброта в этом мире считается слабостью. Предательство тоже не в чести, однако быть бессердечным расчётливым ублюдком более выгодно. Интересно, сколько мне нужно времени, чтобы окончательно в него превратиться?

Нет, я однозначно не хочу возвращаться во внешний мир. Там для меня больше нет места. Не сказать, что мне не хочется мирной нормальной жизни, без всех этих приключений и постоянного риска. Хотя кого я обманываю? Я уже подсел на адреналиновый кайф, полюбил запах пороха и привык к тяжести оружия. Без него натурально чувствую себя голым, даже в туалет без пистолета не хожу. Ну и какой после этого из меня мирный житель? Да я в первом же конфликте на стоянке дальнобойщиков кого-нибудь на тот свет отправлю. Просто в силу привычки.

— С тебя иконы писать можно, — покосившись в мою сторону, выдала Гадюка.

— Чё? В смысле? — не понял прикола я.

— Рожа кислая, не побоюсь этого слова: многострадальная, — объяснила она.

— Да так я, — не стал вдаваться в детали я. — Тубуса жалко, хороший парень был.

— Может, ещё есть, — пожала плечами девушка.

— Думаешь, ему микс дали?

— Я видела, куда ему пуля прилетела. Ранение тяжёлое, но не смертельное. Тем более навылет прошло. Если на воротах не вздёрнут, скорее всего, выживет.

— Ага, или если пираты форт залпом не накроют.

— Вряд ли, — поморщилась Гадюка. — Они, скорее всего, блефовали. Рядом ни одной машины с ракетной установкой не было.

— Разве это обязательно? Насколько я знаю, они за двадцать кэмэ могут без проблем отработать.

— Это во внешке. Здесь такой номер не прокатит.

— Вот сейчас не понял?

— Ты здесь хоть одну птицу видел?

— А при чём здесь это?

— При всём. В Мешке ничего не летает.

— Да ладно? — не поверил я, — А почему?

— На этот вопрос тебе даже физик с Нобелевской хрен ответит. Просто не летает — и всё тут.

— А как же тогда ракетницы работают?

— За счёт начальной инерции. А дальше всё — от воздуха они уже отталкиваться не могут. По этому все подобные системы подгоняют максимально близко к цели.

— Да ну, бред какой-то, — не поверил я, — Мы же им дышим, а значит, атмосфера здесь есть. В чём прикол?

— Я тебе что, учёная? Ты спроси, как правильно глотку перерезать или незаметно яд в пиво подсыпать, это я тебе с удовольствием расскажу.

— Капец, — ухмыльнулся я.

— Ты ведь под синей пылью бывал?

— Ну а как же. Только жёлтую с фиолетовой ещё не пробовал. Ну и прозрачную вроде тоже.

— И как, почувствовал сопротивление воздуха, когда ускорялся?

Я на некоторое время задумался, вспоминая ощущения от ускорения. И действительно, не вспомнил ничего такого, что бы хоть отдалённо напоминало «ветер в харю». Ради эксперимента, даже опустил окно и выставил наружу руку. Странно, но встречного потока не почувствовал, только капли дождя более энергично застучали в ладонь.

— Фигасе! — откровенно удивился я. — А я ведь на это никогда внимания не обращал. Но как такое возможно?

— А как возможно ускориться до такого, что твоё движение глаз зафиксировать не успевает? А как можно одной рукой грузовик перевернуть? И это я ещё про телекинез и невидимость молчу.

— Но мы же чем-то дышим?

— Может, нам это просто кажется?

— Ты тоже считаешь, что мы здесь мертвы?

— Нет, я думаю, что мы где-то между мирами. Некое подпространство… Понимаешь, о чём я?

— Не совсем.

— Короче, мы не в параллельной вселенной, а в эдаком пузыре, где-то в приграничье — не там и не здесь. Как Зазеркалье из «Алисы». По этому некоторые законы физики здесь не работают. Мешок частично копирует реальные миры, как бы отражает их, но не полностью.

— Как-то слишком всё замороченно, — отмахнулся я. — Мне ближе теория с Чистилищем.

— Тогда как ты объяснишь тот факт, что мы можем возвращаться во внешний мир? Мёртвые ведь так не умеют.

— Откуда ты знаешь?

— Ладно, тогда почему мы умираем здесь?

— Чтобы распределиться дальше, в ад или в рай.

— Ха-ха-ха, — грохнула звонким смехом Гадюка. — В рай⁈ Ты это серьёзно сейчас? Думаешь, хоть кого-то из нас туда пустят? Да нам с первых дней прибывания в Мешке в аду во-от такую сковородку разогреваться поставили.

Гадюка изобразила о каких размерах идёт речь. А я снова замолчал, потому как нечего было на это ответить. Она права. Возможно, даже во всём.

— Задрали вы галдеть, — воспользовавшись паузой, буркнула Гюрза с заднего сиденья. — Какая, на хрен, разница, где мы?

— Просыпайся, соня, — даже не подумала замолкнуть Гадюка. — Скоро рассвет, нужно схрон какой-то найти.

— А где мы?

— Тебе же без разницы? — не упустил возможность подколоть подругу я.

— Очень смешно, — поморщилась она и, потерев глаза, уставилась в окно.

Мимо пробегали высотки спального района, но дорожное полотно выглядело так, словно мы мчимся по междугородней магистрали. А ведь всего двадцать минут назад нас окружали стеклянные торговые центры, зато колёса месили грязь просёлочной грунтовки. Насколько я помнил, в подобных районах искать убежища не имело смысла. Ну не строят в современном мире бомбоубежища в человейниках. Напротив, стараются максимально сократить затраты. А «бомбарь», как ни крути, удовольствие не из дешёвых.

Однако Гюрза в очередной раз смогла меня удивить. Если я более-менее разобрался в том, как отыскать в лабиринте Мешка форт, то в плане ориентации по кварталам всё ещё сильно плавал. Да что там говорить, вообще не видел в их расположении никакой системы. Вот взять хоть дорожное покрытие, которое никак не соответствовало окружающему пейзажу. Ну чистый рандом!

— Вот здесь направо сверни, — практически у самого поворота попросила подруга.

Пришлось хорошенько напрячь старушку «Ниву», чтобы в него вписаться. От резкого торможения Гюрза чуть носом в пассажирское сиденье не влепилась, а из багажника донеслось злобное мычание.

— Заткнись, придурок, — огрызнулся я. — Радуйся, что мы не на трёхдверке едем.

Однако в поворот