— Тэнно хэйка, бандзай! — Макаров повторил крик идущих в атаку японских токкотай, отрядов смертников, которые жертвовали собой ради императора. Отсюда и клич: десять тысяч лет жизни тому, ради кого они умирали.

Сайго замер, осознав, что не сможет сделать следующий шаг. Ради императора — того, кем тот был раньше, защищая свои, а не чужие традиции — он бы не сомневался. Но ради сестры, ради шантажа предательницы — нет, он не был готов убить такого достойного врага. Тому, кто так уважает Японию, было бы неправильно наносить удар в спину.

Причем Макаров уважал именно старую Страну восходящего солнца!.. Сайго даже без чужих приказов продолжал следить за 22-м полком и поэтому видел приезд в Ляоян русского медицинского поезда. Поезда, на котором было написано имя его отца. Тэнно хэйка — десять тысяч лет славы — не должны сгореть за такие короткие мгновения. Почему какой-то чужак помнит и ценит больше, чем все японцы, чем он сам?

Эта мысль была такой яркой, что Сайго на мгновение замер, а потом решительно кивнул. Он понял, он принял решение. Род Такамори сохранит свою честь, но не через убийство одного, пусть и сильного, врага, а через то, что снова попробует вернуть Японии ее прошлое. И Сайго знал, кого будет просить о помощи в этом нелегком деле. Кто поймет его, кто сможет научить…

Выскользнув из генеральского дома, он тихо спрыгнул в переулок, чтобы обогнать Макарова и, наконец, поговорить прямо, но того уже ждали. Сайго пришлось затаиться, чтобы не выдать себя, из-за этого он пропустил весь разговор полковника и странного китайца, но ничего страшного… Молодой Такамори был спокоен: как только он осознал, в чем заключается истинная цель его жизни, он больше не торопился.

* * *

Неизвестный китаец оказался моим телохранителем. Как выяснилось, Мин Тао и его союзники решили, что мне нужно прикрытие от возможных неприятностей со стороны местных криминальных элементов, и Мин Ши должен был присматривать, чтобы никто не нарушил договоренности. В любой другой день после такого я бы просто пожал плечами — хотя играть в свои игры, пусть — но тут задумался…

Куропаткин во время нашего разговора ловко обошел все мои вопросы про пополнения, и выходило, что я мог рассчитывать только на тех, кто есть и кто в ближайшие недели сможет выписаться из госпиталя. И да, раненых мы сдали почти 6 тысяч человек, и многие из них еще помогут нам в бою, но… Даже если они вернутся в полном составе, в корпусе будет всего 18 тысяч солдат — очень уж скромно для тех целей, что у меня были. И тогда, если нельзя усилить строевые части, я решил взять свое за счет нестроевых. Тем более, учитывая планы с железными дорогами, стандартных 220 человек на полк было катастрофически мало. Но вот если добавить к ним на постоянной основе моих китайцев или даже не только их, то уже появлялись варианты.

Я рассказал о своих идеях Мин Ши, просто чтобы проверить, не упускаю ли что-нибудь важное, но парень неожиданно оказался гораздо полезнее, чем это виделось на первый взгляд.

— Чжунго не очень хорошие рабочие, но я брошу клич, и многие мань чжоу придут в твой корпус десятниками. Они проследят, чтобы каждый работал как положено.

— Цена? — тут же спросил я, моментально прикинув разницу. Одно дело, когда я мог привлекать китайцев только на подсобные тяжелые работы, и совсем другое, если получится доверить им что-то более сложное.

— Нам хватит того, что мы сможем учиться у такого шан сяо, как ты, — просто ответил молодой парень с косой, и столько стояло за его словами.

Быстрый ответ — значит, это не его решение, а Мин Тао и тех, кто стоит за ним. Какая-то сила внутри Китая хотела учиться, хотела обрести новые возможности, и вот вопрос — зачем? А если мы продолжим, тогда что я получу в итоге? Новое китайское восстание? Удар в спину России, когда мы будем меньше всего его ждать?.. Моя подозрительность, без которой было невозможно представить себя в будущем, трубила тревогу, вот только… В этом времени я научился и кое-чему другому. Сразу же вспомнился капитан Хорунженков и его сожаления о том, что Китай утратил самостоятельность, перестал быть союзником. Так, может, наша сделка поможет это исправить? Россия ведь не боится договариваться со своими соседями на равных? Я вот точно не боюсь.

С другой стороны, а зачем гадать за других? Промолчит Мин Ши или нет, даже тишина станет ответом.

— Ваши планы на Маньчжурию?

— Это наша родина.

— Ваши планы на родину, когда станете сильнее?

— Она должна сохраниться.

— Сама по себе или возможны компромиссы?

— Мы были частью Китая, мы можем быть частью другой империи. Важно не название, важно, что вы с союзниками идете по одному пути.

— Вы не боитесь предать своих предков? Их выбор?

— Их выбор — это их выбор, наш — это наш. Предки помогают, но не управляют нами.

Я невольно покачал головой: все-таки мы с китайцами слишком уж отличаемся. Вернее, с маньчжурами. Когда-то они захватили Китай, но так и не стали тут своими. Древняя родина значила и значит для них больше, чем то, что было их всего-то несколько веков… Возможно, в будущем у нас получится лучше понять друг друга, а пока, пожалуй, просто остановимся на изначальной договоренности.

Вот так сумбурно все и закончилось. Хотелось бы сказать, что уже на следующий день я смог со всем разобраться, но у меня до этого даже руки не дошли. С рассвета и до самого заката просидел за бумагами. Надо было подготовить отчеты по своей линии, потом проверить снабжение, а для всего этого нужны были цифры. По моим поручениям в этот день бегало с десяток адъютантов и морщили лбы все до последнего офицеры, но вроде бы получилось ничего не упустить.

Точные потери вплоть до каждого отделения, точные остатки как военного, так и хозяйственного припаса. Что-то принадлежало нам официально, что-то надо было принимать на баланс… Причем канцелярия Куропаткина завернула мои первые записки, поставив вердикт, что нет в реестре причины постановки на учет «захвачено у японцев». Пришлось поменять на «взято по воле Божьей». Не знаю, было ли уже это в реестре или до чиновников дошли слухи о моей сделке с главнокомандующим, но дальше спорить никто не стал.