— Почему приняли командование корпусом вместо того, чтобы найти старшего по званию и уточнить у него актуальные задачи?

— Почему вывезли так мало раненых?

— Почему использовали поезд для эвакуации, но не для поддержки атаки?

Я сначала хотел было спорить, а потом подумал… зачем? И устроил этакую итальянскую забастовку: отвечал со всеми деталями операций, со всеми причинами, по которым принял то или иное решение, представлял, что передо мной человек, который искренне хочет во всем разобраться, помочь, и сам так же искренне работал вместе с ним. Даже не злился! А вот Куропаткина мое спокойствие сначала раздражало, а потом он не выдержал и резко поднялся с кресла.

— Вячеслав Григорьевич, вы совсем не боитесь той ответственности, которую вам придется нести перед Россией за свои поступки?

— Родины бояться не буду, — вырвалось в ответ само собой. Все-таки сумел Куропаткин меня расшатать.

Генерал на мгновение замер, а потом медленно опустился обратно в кресло.

— Значит, правду про вас говорят? Бесстрашный, умный и без политических амбиций.

— Не сказал бы, что их нет, но они точно не на первом месте.

— Спокойны, кроме вопросов, которые касаются вашей верности. Паталогически честны, при этом на поле боя тактику и даже стратегию строите на введении врага в заблуждение, — Куропаткин смотрел на меня и словно готовил строчки для личного дела. — Как вы сами видите, в чем сила и успех ваших операций? В двух словах!

— Огневая мощь и маневр.

— Да, вы на этом многое строите. Собрать побольше пушек, солдат, а потом хотя бы на небольшом участке фронта обеспечить им преимущество. Вроде бы банальность, но пока это работает.

— Чем проще удар, тем сложнее от него защититься. Охват флангов, как у Мольтке, который так любят японцы, тоже довольно прост, но помогло ли это французам?

— Не будем пинать наших союзников, даже когда их нет рядом, — Куропаткин неожиданно грозно свел брови. — Вернемся к вам. Вы думаете, что и дальше вашей тактики будет хватать для победы? Мобильные драгуны, чтобы нащупать слабость врага, полевые железные дороги, чтобы собрать в нужном месте свои силы?

Главнокомандующий склонил голову набок, ожидая моей реакции. И я был впечатлен. Конечно, то, что Куропаткин назвал аналоговый мотострелковый батальон Хорунженкова драгунами, говорит о том, что он еще не до конца понял всю суть таких частей и смотрит на них с позиции старой тактики. Но вот то, как он четко дорисовал картину позиционного маневра с помощью рокадных дорог — это уже впечатляло.

— Мне бы хотелось использовать дороги еще шире, — пояснил я. — Представьте! Линии для подвоза боеприпасов прямо к передовой, туда, где их вечно не хватает. Линии для вывоза раненых, чтобы каждый солдат максимально быстро и максимально качественно получил всю положенную ему помощь. За счет этого же мы сможем отказаться от врачей на передовой, собрать их всех именно в дивизионных госпиталях и выше. И та ужасная нехватка персонала, которая будет нас ждать после первого же большого сражения, окажется уже не так страшна. Ну и третий вариант… Как вы и сказали, железные дороги могут сделать нас гораздо сильнее. Но насколько? Мне кажется, пока еще никто до конца не представляет все те возможности, до которых уже рукой подать. Вот что бы вы сами сделали, если бы враг мог перевозить по батальону на 15–20 километров каждый час? И это с одним эшелоном, по одной линии! А если собрать целый узел, если подготовить транспорт — в ночь вы уйдете с равным противником перед собой, а утром его будет уже в 2–3 раза больше. Причем в атаку на вас пойдут не только подходящие передовые части, которым еще полдня собираться, а уже развернутые полки и дивизии!

Я замолчал и поспешил сделать глоток чая, прогоняя накопившуюся сухость во рту.

— Что бы я сделал? — Куропаткин задумался вслух. — Что бы я сделал?.. В описанной вами картине у меня как у отстающего командира не так много вариантов, кроме как положиться на храбрость солдат, крепость построенных бастионов и скорость идущих подкреплений. Вы же читали мои работы и знаете, что просто собрать больше войск, чем у врага — вовсе не гарантирует победу.

— Но сильно ее упрощает.

— И все же вы многое упускаете. Давайте по порядку: как старший офицер со старшим офицером. Для начала ресурсы, которые вы хотите получить, не бесконечны. Обычные железные дороги строят долго, полевые — стоят дорого. Вагоны, паровозы с узкой колеей — как военному министру мне пришлось заплатить миллионы рублей, чтобы они появились в армии. И что будет уже через один день предложенного вами использования? Паровозы для раненых и боеприпасов будут подбиты японской артиллерией. Один подход может быть успешен, два — уже чудо, три — гарантированное накрытие. Сначала путей, потом и самого состава.

— Если сделать сеть железных дорог и прикрывать артиллерией ее работу, то все возможно. А сами вагоны можно бронировать: на передовой нам будет не так важна скорость, как возможность выдержать случайный обстрел.

— Если бы это сказал кто угодно другой, я бы подумал, что он недооценивает японцев. Почему же вы, Вячеслав Григорьевич, перестали верить в их возможности?

— Я верю в них и именно поэтому хочу противопоставить им не только нашу силу, но и движение. Знаете, как в физике: энергия — это масса, умноженная на скорость.

— Неожиданное сравнение, — Куропаткин задумался, и я чувствовал, что сейчас решается моя судьба. Что перевесит: странная пассивность самого главнокомандующего или же мои победы, шум в прессе или… его же любовь ко всему новому, что всегда отмечали даже противники генерала.

— Я думаю, вы много сделали для России, и перевод в столицу будет вам достойной наградой…

Слова Куропаткина потонули в белом шуме. Ссылка? В такой момент? Да ни за что!

— Прошу прощения, я не согласен оставить действующую армию, — я отставил кружку, поднялся со своего места и вытянулся в струну.

— Сядьте.

— Я не согласен оставить своих солдат и офицеров.

— Готовы нарушить приказ?

— Готов выполнить любой приказ, но здесь… С армией!

Мелькнула предательская мысль, что уже наработанной репутации может хватить, чтобы добиться чего-то в Петербурге. Особенно когда последующие поражения будут некрасиво смотреться на фоне моих первых успехов. Но… От одной мысли, что мои (!) полки, мои люди