— Ага, — согласилась с ней сестрёнка. Но до самой посадки, довольно, кстати, мягкой, не произнесла больше ни слова.

Когда сеть опустилась, рядом уже были Семибор и Лучезар в людском облике. Как-то наставница поправила Юлю, когда та сказала «человеческом», потому что люды — в людском, а человече, то есть обычные смертные — в человеческом. Мол, всё в Яви напутали, перепутали. Себя наставница Алёна тоже, кстати, считала не человеком, а людом.

Тишину нарушил мелодичный колокольный звон откуда-то издали, напомнивший о церквях Яви, вот только в Беловодье христианство вроде бы не прижилось.

— Что это? — спросила Юля, не скрывая удивления. — Что за звон?

— Так колокол Небесного города. Оповещает, что паобедь, — ответил ей Семибор.

— А, точно… начало нового дня, — вспомнила Юля. Как бы странно это ни было, но в Беловодье осенью новый день начинался с половины девятого вечера. Она вспомнила про день осеннего равноденствия. Получается, она как раз прибыла к нему.

Внезапно что-то захлопало, взвились какие-то тени, и вокруг них образовалась толпа оборотней… сирин. Которые из разных птиц превращались в женщин и девушек. Оказалось, что сирины не только лебеди, летали и, кажется, чайки, и альбатросы, и кто-то ещё — в тусклом освещении факелов рассмотреть всех не получилось.

Но встречали их круто. Юля даже пожалела, что они не прибыли с утра, наверняка это бы смотрелось ещё лучше.

— Добро пожаловать, — поприветствовала Юлю красивая женщина в богатом наряде. Юля даже порадовалась, что её тоже нарядили, и не пришла она «бедной родственницей». Добрынка тоже была неплохо одета, но сильно проигрывала ей по красоте облачения, словно и правда служанка рядом с госпожой.

Толпа хлынула на них, и Юлю увлекли, повели, что-то одновременно спрашивали, что на миг ей показалось, что она на «птичьем базаре», когда вроде все говорят одновременно, но кто-то что-то понимает.

Её усадили за стол рядом с Главой Рода, которая назвалась Альдоной, кормили местными блюдами и расспрашивали про маму, про бабушку, про жизнь в Гнезде Горынычей до тех пор, пока уставшая от дороги Юля не начала буквально клевать носом. Знакомили с роднёй. Юля не запомнила никого, кроме главы Рода — всё слилось в череду красивых похожих женских лиц разного возраста. Много было белокурых, много — жгучих брюнеток, а вот чтобы волосы рыжие или даже светло-русые, как у неё, — таких она не заметила. Сирины радовались, что она прилетела на Осенины, сказали, что завтра будет большой праздник всех Небесных, где Юлка сможет присмотреть себе мужа. Несмотря на сопротивление и отговорки, сказали, что в Бармию она до сроку и Змиева дня успеет, а Авсень раз в году бывает. Потом её проводили в комнату на нежные перины, в которых она буквально утонула, как в облаке. Попа со спиной сказали «спасибо», и Юлю сморило.

Снилось ей что-то такое светлое, как она летит навстречу солнцу. Стремится в синеву. Протяжно кричит стая, а она нагоняет, да не может нагнать.

Проснулась Юля со звуком колокола и, отсчитав девять ударов, поняла, что начался сваор, восход Солнца, то есть восемь тридцать утра по-человечески. Примечательно то, что ночных отсчётов времени она не слышала. Скорее всего, потому что очень крепко спала.

Дом, в котором она проснулась, оказался деревянным срубом, но из каких-то тонких брёвен. Или это так только внутри?

— Проснулась уже, сестрица? — к ней вошла Добрынка.

— Слушай… — замялась Юля. — Я не знаю даже, мне перед тобой как-то неудобно. Ты — моя сестра, а едешь в школу, то есть в Академию, как… ну… помощница, — она проглотила «служанка», потому что звучало это ещё обидней.

— Так я ж не кудесница и никогда ею не стану, — удивлённо протянула Добрынка. — А оборот там лишь высшие магические оборотни практикуют. Нам-то, сиринам, ничего из их наук не надобно. Взял да превратился, что там сложного, — пожала сестра плечами.

Юля вспомнила, как её привечали у Сирин и даже посадили так близко к Главе Рода, а Добрынку — где-то в конце стола. Вроде бы это было показателем статуса и расположения.

— Вчера… нас так посадили как-то неправильно… — начала она, не зная, как облечь в слова все свои мысли, которые крутились в голове. — Я хотела попросить тебя пересадить ко мне поближе, но…

Добрынка удивлённо на неё уставилась.

— Ты — кудесница, ученица жены княжича Рода знатного и влиятельного в Беловодье, от Северного Хранителя начало берущего. Сама по себе гостья дорогая, благодаря которой и Род, и весь Небесный Клан… — Добрынка замялась, а Юля эту заминку расценила как поиск синонимов к «что-то с этого поимеют». — Получат в должники княгинь Горынычей. Что уже немало. То, что с Родом Сирин вы родичи дальние, так и больше к ним будет долг. Через них всё решается. Поэтому и привечали тебя. К тому же с высшими магическими оборотнями из знатных учиться будешь, так и, может, жениха себе найдёшь богатого да влиятельного, а про родственников добром вспомнишь, если случится что. Я же — не оборотень ещё, дитём до оборота своего считаюсь. За стол взрослый пустили, приветили, имя спросили — уже почёт.

— О… — моргнула Юля, осознав, что ничегошеньки в клановых иерархиях не смыслит и лезть в чужой монастырь точно не следует.

— Значит… Ты не против со мной в Змейлор отправиться и быть… помощницей? — Она не произнесла «фамильяр», но это первое, что в голову пришло, когда наставница Алёна про Добрынку и её превращения сказала. Служанка-почтальон-фамильяр.

Добрынка чуть нахмурилась.

— Чего бы мне против быть? Если ты замуж выйдешь за кого из этой Академии, так и может для меня кто найдётся. К тому же будут мне признательны княжны что старшие, что младшие, а они добрых дел не забывают и щедро благодарят. К тому же помогать мне не чужому люду, а, почитай, сестре родной, роднее не бывает.

Юля выдохнула, подумав, что какое же у них всё-таки разное с сестрой воспитание. Та воспитана в какой-то мере «удобной», чётко «по заветам предков». И это несмотря на то, что вроде переходный возраст быть должен, с капризами и сильными перепадами настроения. Или когда не перед кем «выделываться» и стремишься к выживанию и как можно лучше в жизни устроится —