— И тут вдруг, — Антон встал, — из кустов с рёвом — тигр!

— Ну и дела! — приподнялся дядя Федя.

— И давай его рвать и таскать! Медведь вырвался кое-как — и бежать!

— А тигр?

— А тигр, дядя Федя, стал лизать лицо пораненное дяди Власа. И мурлыкать, как кошка! Дядя Влас пришёл в себя и рассказал потом всё это.

— Матерь божья! Пресвятая богородица! — прослезившись, закрестился дядя Федя. — Узнал, значит. А дальше-то, Антоша, што?

— А дальше мужики шли домой с лесоповала. Рыжий, пёс то есть, и привёл их к дяде Власу. И никто бы никогда не поверил словам его про тигра, да видели они его. Он и не прятался даже. Стоял, издалека смотрел, как они дядю Власа домой уносили. И рассказали они всем про тигра. А то кто б поверил?! Решили бы, что просто его шатун помял.

— Да-а-а-а! Вот тебе: зверь, а сердце-то человечье!

— Верно, дядя Федя!

Посидели ещё. Подождали, пока синие, смертные огоньки в печи не погаснут. Закрыли задвижки и вышли во двор по нужде. Ярый метнулся было за ними, но сообразив, видимо, что к чему, вернулся на место.

Сияющая половинка луны с высокого неба, тёмного, синего, сплошь усыпанного мигающими звёздами, покрыла искристым сиянием всё вокруг: и двор, и заваленные сугробами громадные ели, исчезающие за снежными вершинами во все стороны вдаль.

— Красота-то какая, Антоша!

Порядком продрогшие, вернулись в дом. Застывшую было тишину зимовья нарушил частым клацаньем зубов Ярый — блоху вылавливал. Выждали, засуетились невесомо, зашуршали соломой на чердаке мыши.

— Антон?.. Антоша!

— Чё, дядя Федь?

— Спишь, што ли?

— Да вроде нет.

— А тигр-то потом ещё приходил?

— Да вроде нет. Не знаю.

— Ну да. Оно, конешно…

Антон уже затих в своём углу, а дядя Федя всё ворочался, что-то бормотал неслышное себе под нос всё тише и реже. Притих. А потом захрапел, всхлипывая.

Глава одиннадцатая

— Значит, так! — сцепил пальцы Исидор Игнатьевич. — Сегодня вечером встречаюсь со своим агентом. Очень ценный информатор. Довольно долго не давал знать о себе. А на сегодня назначил встречу. — Помолчав, добавил: — Соберись по уму. Без зонта. Лучше капюшон. Сапоги пропитай — по грязи лазать будем. А сейчас — домой, отдохни. Будь здесь к пяти часам. Анне привет. Не опаздывай!

Исидор Игнатьевич появился к пяти. В длинном плаще, широкополой шляпе с полями до плеч и высоких яловых сапогах. Войдя, поднял руку для приветствия. И усаживаясь на диван, предложив посидеть на дорожку, сказал, предупреждая вопросы:

— Едем, есаул, за город. Встреча на польских хуторах. У него нет возможности выбираться для встреч в город. Последняя его закладка насторожила меня. Он явно встревожен. У него большой опыт. И он не первый год среди конфедератов. Боюсь, что его просчитали.

Ехали долго. Дорога была разбита до крайности. Экипаж кидало из стороны в сторону. Рессоры жалобно поскрипывали. Сеял холодный мелкий дождь. Стемнело. Свернули с дороги на совсем узкую, почти тропу. Трясти стало меньше, но ветки кустарников стали хлестать экипаж с двух сторон, обдавая ледяными брызгами.

— Остановись! — толкнул возничего в спину Корф. — Дальше пойдём пешком.

«И слава богу! — подумал, выбираясь на землю, Зорич. — Ещё немного — и я бы совсем замёрз. Зря не послушался Аннушки, надо было надеть тёплый жилет.

Извилистой тропой почти в темноте шли долго. Наконец Корф придержал Евгения Ивановича за руку. Впереди показался просвет — поле. За ним темнели какие-то едва различимые отсюда, широко разбросанные строения. Среди них — чуть видные жёлтые огоньки.

— Иди следом, — проговорил негромко Корф. — Близко не подходи. Видишь, справа за кустарником сарай?

Есаул пригляделся.

— Да, вижу.

— Он там, — сказал Корф и исчез в темноте.

Вынув наган, Зорич двинулся следом. В десяти саженях от сарая остановился за большим деревом. Осмотрелся. Прислушался. В полной тишине прошла пара минут. Слух уловил лишь ленивое перебрёхивание собак на хуторе. И тут тишину резко разорвал треск одного за другим двух выстрелов.

Есаул, не разбирая дороги, кинулся к сараю на яркие вспышки.

Стоявший спиной к стене сарая человек пригнулся, вытянул руку. Есаул споткнувшись о тело, падая, нажал на спуск. Выстрелы прозвучали одновременно. Стрелявший, согнувшись, кулём осел на землю. Ещё кто-то справа, от угла сарая, кинулся бежать, затрещав кустарником. Зорич, не вставая, разрядил на звук барабан револьвера и прислушался. Тишина. Только осатанелый лай собак на хуторе. Лежащий рядом, широко раскинув руки, скрёб пальцами землю, дышал хрипло. Корф лежал лицом вниз. Есаул перевернул его на спину. Потрогал пульсирующую жилку на шее. Выдохнул с облегчением: «Жив! Слава богу!» Расстегнув плащ, нащупал пальцами мокрое пятно на рубашке. Ранен в правое плечо, ближе к ключице. И тут он услышал натужное бормотание информатора. Тот пытался сказать что-то. Зорич, встав на колени, наклонился ближе:

— Говори. Я слушаю тебя. Я с Корфом.

Просунул руку под голову, приподнял её. Ладонь стала мокрой. Человек произнёс несколько слов невнятно. Есаул понял его, но переспросил дважды:

— Он здесь? На хуторе?

Но человек умолк, запрокинув голову.

Зорич, поднявшись, постоял, пошатываясь. Со стороны дороги послышался перестук колёс и лошадиный топот.

«Какой, однако, молодец!» — лениво подумал Евгений Иванович.

Тело его наполнилось вдруг усталостью. Ноги отяжелели. Не хотелось ни думать, ни двигаться. Борясь с охватившей его леностью, есаул вдвоём с агентом разместили в коляске полулёжа Корфа. На вопрос: «Заберём обоих?» — апатично кивнул головой. Взял из руки агента наган. Сунул его в карман. Удивился, услышав:

— Ваше благородие, вы ранены.

Молча, не возражая, ощупал себя ладонями, нашёл пальцем дырку в куртке, и тут всё поплыло, закружилось вокруг и он потерял сознание.

Сначала он ощутил слабый свет сквозь закрытые глаза. Потом он почувствовал запах карболки, перемешанный с каким-то другим, приятным. С трудом разлепив тяжёлые веки, разглядел что-то белое. Не сразу понял, что это наверху — это потолок. Потом почувствовал — рядом