Шрифт:
Закладка:
Паренек прошел пару рядов, потом встал и, по-цыплячьи вытянув шею, осмотрел видимые ряды.
-К-к-к, - щелкал при этом языком, словно курей приманивал. Смешной.
Потом он кого-то увидел и вдруг решительно сорвался с места. Я поспешила следом, хотя с трудом поспевала и даже чуть не потеряла мальца из виду, хотя, думаю, это было бы невозможно.
На полпути он щелкнул снова, резко развернулся и пошел назад. Все эти перемещения - хаотичные, дерганные - для меня значили одно: запутался парень, сам не знает, чего хочет. А он меж тем, вполне уверенно вернулся к отцу - помятому мужику в китайской синтетической футболке с вышитым логотипом и черных брюках - и без тени сомнений снял с пояса ремень.
- Ну что, папаша? Поквитаемся? - спросил едко, а затем пнул отца в живот.
Тот, конечно, согнулся пополам и тогда сын ударил сверху. Когда отец оказался на коленях, парень задрал его футболку и принялся хлестать бляшкой ремня по спине. Я наблюдала.
Помню, в тот момент слегка нахмурилась, может вздохнула грустно и как будто даже испугалась немного. "Сколько же в нем ненависти накопилось!", - подумала с жалостью. Той же гадкой жалостью, которой обласкал меня провожатый.
А отец - молчал! Он не пытался защититься и даже не пискнул, когда металлическая пряжка отзвякивала от хребта. Тонкие, обветренные губы посинели от напряжения, по лицу черному от въевшейся пыли, покатился пот, но он молчал. Парнишка старался бить сильнее, выбирал самые уязвимые места, выбился из сил, но не услышал и стона.
"Удивительно!", - подумала я, восхищаясь стойкостью и силой души незнакомого человека.
Когда сын прекратил избиение, отец лишь обессиленно завалился на бок и закрыл глаза. Спина алела от крови. Парень вставил мокрый ремень в штаны и вытер об одежду отца руки.
- Вот и помалкивай дальше! - выплюнул досадливо и зло. Малец ожидал мольбы.
Ему не было стыдно или неловко. А неудача только распалила. Он медленно, с нездоровым блеском в глазах осмотрел несколько ближайших человек, и вдруг лицо исказила такая гримаса, что захотелось отступить на шаг.
- Ух, ты, - медленно и холодно проговорил он и пошел к высокой девушке, попутно пиная всех и каждого в ряду, - и краля здесь...
Где-то внутри приглушенным треском отозвалось предчувствие беды.
- К-к! - щелкнул парень и вот уже перед ним темноволосая девчушка в простой неброской одежде: джинсы, кеды, бадлон, да какая-то несуразная кофточка поверх. Все дешевое, местами не очень умело зашитое, но чистенькое, аккуратное. Глаза густо подведены, глядят вдаль, и губы вишневые.
Малец встал перед ней и выгнулся дугой, глядя оценивающе, свысока.
- К! - новый щелчок языком.
Тут он, наконец, впервые обернулся ко мне и спросил панибратски, словно его предыдущие действия могли нас сблизить, связать:
- Что душе захочется, говоришь? Все-все?
Я кивнула, не видя смысла отвечать.
- Отвернись, - приказал он.
- Я не могу, - ответила спокойно, но где-то далеко вновь уколол страх, - У справедливости должен быть свидетель, - повторила некогда услышанное.
- Даже так, - изогнул он бровь. - А может ты та еще извращенка, а, старушка?
Старушка.
Я взглянула на свои сморщенные руки, словно только сейчас вспомнила, что далеко не молода. Впрочем, так и было - после ухода провожатого я будто скинула лет сорок, но теперь вновь ощутила себя дряхлой.
Он подленько хихикнул и принялся расстегивать штаны.
- Что ж, так даже интереснее...
Треснули нитки дешевенькой кофточки. Девушка не сразу, но закричала, а в зале не раздалось и звука. Она просто открывала рот, как рыба. Лицо перекосило от ужаса, страха, от понимания надвигающегося позора.
Он повалил жертву одним ударом, просто сбил с ног и шумно запыхтел, залезая сверху.
- Что...недостаточно хорош, значит?.. - приговаривал, стягивая с девушки джинсы. - Сейчас глянем, кто из нас недостаточно хорош!
Он криво ухмылялся, оголяя сокровенное, но потом вдруг отпустил джинсы, а в следующую секунду, не дав очнуться, схватил девчонку за волосы и потянул к себе. Она накрыла ручонками его ладони, пытаясь подняться, хотя бы на колени. По щекам текли слезы боли и стыда.
- Не надо, - шептали губы, не издавая и звука. Взгляд девушки метался ни за что не цепляясь, не находя, где попросить помощи - видимо, она не могла видеть присутствующих.
А он смеялся. Зло, холодно, торжествующе.
Не знаю, до сих пор не понимаю, откуда в моей руке появился нож. Возможно, я так и держала его все это время.
Глядя на гаденыша, изуродованного жестокой усмешкой, не в силах отвести глаза, я прокручивала в голове:
"Это не мое дело. Не моя справедливость. Он волен делать здесь, что сочтет нужным. Он имеет право обрести спокойствие".
Насильник вытащил из штанов свой сморчок - паскуда! И я вновь занесла неверную руку, с зажатым ножом для удара. В тот миг вернулась тяжесть бренного тела, боль старой поясницы.
Как сигнал, раздался истошный, оглушающий крик - девушка молила.
Я не знала толком, что произойдет дальше, сработает ли "маневр"? Есть ли у меня возможность, прикасаться к парню или будет как с его людьми?
И в первый миг нож пошел сквозь тело, словно не задевая, а затем вдруг резко остановился. Острейшее лезвие спряталось по самую рукоять в шее, как в масле. Фантомная кровь из сонной артерии принялась хлестать под напором несуществующего сердца.
Парень посмотрел на меня удивленно, и как мне кажется сейчас - с благодарностью, а в следующий миг все моргнуло яркой вспышкой, вдохнуло и исчезло, осыпалось ошметками, развалилось на куски и, словно в калейдоскопе, собралось заново в пустой зал, пропахший влажной землей.
И я осталась одна.
Что же я наделала?! Убила душу?
Правильно ли поступила? Имела ли право вмешаться? И если нет, то почему смогла? Где он сейчас? И что со мной будет?
Было много времени подумать об этом. Я исписала бесконечность зала рассказом о своей жизни. В пустоте и одиночестве за целую вечность в бренном болезном теле. Я устала. Переписывая в миллиардный раз историю, каждую секунду бесконечности вновь переживая все случившееся. Хотя она меняется, раз за разом, что-то новое рождает в душе, новые вопросы - новые ответы. С каждым рассказом меняюсь я и вот сейчас думаю:
