- Это он, - уверенно повторил провожатый, а потом добавил, - Его карма, аура, душа... Называйте как хотите.

Я поджала губы, подняла над головой нож.

- У всего в мире есть свои последствия, - закончил мысль провожатый, - и у того, что здесь происходит - тоже. Ваши действия на нем отразятся. По-своему.

Слабо тряслась неверная рука. Я сжала артритные пальцы и решилась почти...

- Отвернитесь! - взвизгнула истерично, на выдохе, и скривилась от внутренней боли, от страха того, что должна была по своему разумению сделать.

- Не могу, - отвратительно спокойно возразил бомж. - Моя задача смотреть. У справедливости должен быть свидетель.

Я опешила.

- Справедливости? Свидетель?!

А в уме пронеслись слова сына: "Нельзя такое не замечать".

Не прав ты сынок, каждый второй слепнет в нужный момент, а потом зовет это справедливостью, возмездием, кармой.

- Так я затем здесь? - взвизгнула. - Чтобы восстановить справедливость?!

Всплеснула руками. Задрожал дряблый подбородок - я знаю, как жалко выгляжу, когда готова заплакать - так много слез за жизнь пролито.

- Справедливость?! - завизжала высоко и хриповато. В горле запершило. - Справедливо - когда б мой сын остался жить! А это разве справедливость?

Я потрясла рукой, обводя зал, вдохнула, открыла рот и захлопнула его снова. Что тут скажешь?!

Мужчина склонил голову на бок - на его лице впервые отпечаталось подлинное чувство. Ему было жаль меня. Жаль. Какая гадость!

И все же он сказал, тихо, печально, но отчетливо и безапелляционно:

- Справедливость - это так субъективно.

Это стало последней каплей. Меня повело, ноги подкосились и, сложившись словно марионетка, с отрезанной ниткой, я рухнула на колени и зарыдала.

- Что ты наделал?! - закричала, поднимая снизу лицо к убийце сына. - Что же ты сделал?! Что вы все натворили!!!

Парень ожил и посмотрел прямо на меня - растеряно, испуганно.

- Ты же убил его! Убил человека! Живого! Моего сына... убил... - прошептала в ужасе, словно только в эту секунду осознала весь смысл произошедшего. - Ты меня убил...

И калейдоскопом перед глазами пролетели все события жизни: веселые, нежные, горькие и радостные, и словно в гадком дегте испачканные серые, стылые, несчастные тридцать последних лет.

- Убил...

Не было сомнений: он знал, кто я, знал, о чем я, - и на лице парня отразилось такое неподдельное искреннее страдание, такое сожаление о содеянном, что я больше не нашлась, что сказать - упала на четвереньки, положила голову на ладони и, раскачиваясь на коленях и локтях, выливала слезами всю злость и обиду, что накопились за тридцать последних лет. Выплакивала похороненную вместе с сыном часть души, наполняла слезами зияющую дыру в груди. Отпускала то, что не в силах была изменить.

Я не знаю, сколько прошло времени, но когда я встала (парнишка поднял меня), то слез больше не было.

- Я тебя прощаю, - сказала я убийце с таким достоинством, какого никогда не ощущала при жизни. - Я прощаю тебя!

А он лишь поджал губы, скривился готовый заплакать и кивнул. Благодарно. Он-то себя не простил.

"Что ж, должно быть, это справедливо", - подумала я тогда, и в секунду зал опустел.

- Полагаю, моя задача выполнена, - счастливо улыбнулся провожатый, и я от этой улыбки разомлела вся. Почувствовала себя такой наполненной, целой, спокойной, даже помолодевшей.

- Спасибо, - сказала с чувством, и мужчина вспыхнул мириадами искр, оставляя после себя легкий запах озона, свежести, словно после грозы.

Я моргнула. Зал вновь наполнился людьми, незнакомыми мне, чужими. А где-то далеко манило, звало к себе место, откуда все началось.

На постаменте впереди стоял молодой человек с широко распахнутыми глазами. Вытянув вперед руки, он трогал пустоту. Для парня, видимо, свет еще не появился, а у меня было время рассмотреть ведомого.

Невысокий, коротко-остриженный, почти лысый, с острыми чертами лица. Он нехарактерно, как мне кажется, для невысоких ребят такой комплекции, сильно сутулился и весь напоминал странно побледневшего крота.

Я мягко улыбнулась ему, преисполненная спокойствия. Горе отпустило, впервые за долгое время ничто не глодало изнутри. Разве это не повод порадоваться, поделиться умиротворением?

- Где я? - спросил парень, щурясь. Он, очевидно, различил мою фигуру.

Голос у него был низкий, красивый, но какой-то холодный. Должно быть от страха.

Я обернулась и показала рукой его знакомых.

- Здесь все, кого ты когда-либо знал, ждут прощания. Здесь можно восстановить справедливость, которой не было при жизни. Я проведу, расскажу, что знаю. Как тебя звать-то, милок?

Меня охватила неестественная эйфория от происходящего. Словно в наркотическом дурмане. Я чувствовала себя легкой и помолодевшей лет на пятьдесят. Потрясающее чувство.

- Ааа, - хмыкнул парень, ухмыльнулся радостно, прищурился. - Прям все-все?

Он говорил развязно, помогал себе руками, а в глазах таился страх и что-то еще, чего я не могла сразу разгадать. Наверняка, в другое время он был бы неприятен, вызвал волну раздражения, осуждения и даже отвращения. Но не теперь. Сейчас в душе царил мир, и не было нужды впускать в него этого человека. К тому же, я так думала, скоро и у него все наладится.

А меж тем парень, сложив руки за спиной и ссутулившись, быстро пробежался вдоль стоящих в шеренгу людей.

- Мать! - кивнул. - Папаша!

Хмыкнул.

- С ними можно контактировать, - подсказала я. - Делай, что душа велит.

- Кон-так-ти-ро-вать, - передернул он противно. - Оооо, шеф! - сказал громко, встал и задумался на минутку.

Потом прыснул весело, воровато обернулся, кивнул, что понял мои слова, снова улыбнулся. Гаденько, как крыска. И... плюнул в лицо статному мужчине в классическом костюме.

"Шеф" - очевидно властный мужчина лет пятидесяти с крупным носом и пухлыми губами - мгновенно ожил. На лице отразилось омерзение вперемешку с гневом. Он выпучил глаза, и попытался было схватить парня за грудки, но руки прошли сквозь тело. Мужчина недоуменно сжал и разжал ладонь, отстранился испуганно.

- Даже так? - довольно заржал мой подопечный и отвесил начальнику звонкую пощечину.

Шеф попытался закрыться рукой, но ладонь парня прошла сквозь преграду без сопротивления. Так продолжалось некоторое время. Он плевал, бил, колол неспособного защититься или даже отойти мужчину, и хохотал, как демон. Это доставляло молодчику удовольствие. Странно, право слово.

И тогда я, бессильная отвернуться, ощутила какой-то укол досады, на миг помутивший покой, умиротворение и радость жизни.

Наконец, парню надоело потешаться над начальником, и он двинулся дальше. Я отметила, что