Письма Новороссии: Джереми Кеттеринг

20 декабря 1967 года

Киев, Советская Украина

Перри, какого черта! Я не успел отойти от этой идиотской поездки в Крым, в которую меня, если помнишь, послал не кто иной, как ты сам, а ты уже зевсом-громовержцем навис со своими убийственными молниями прямо над моей бедной головой: подавай тебе эксклюзив из жизни советской элиты на отдыхе. Черт подери, Перри, посмотрел бы ты сам на систему советской охраны во всех этих «dachas» — то-то поубавилось бы у тебя редакторского гонору! Несомненно, будь я пузатым коротышкой из Госдепа или самим Гарри Гудини, у меня был бы шанс, но я ни тот ни другой, поэтому тебе придется довольствоваться тем, что твой старый пройдоха Джереми притащил в зубах из кромешного ада советского Крыма — ха-ха! Мне пришлось раскошелиться, чтобы добыть из пьющего, как рыба, мистера Гринько эту историю. Теперь твоя очередь, ну-ка покажи, насколько далеко простирается твоя забота о сотрудниках, присылающих тебе истинные шедевры журналистики.

Донецк — вот, где все происходило. Не спеши рвать письмо на мелкие клочки, дальше будет интересно. Поставь пластинку твоего обожаемого Хэрри МакКлинтока и слушай. Донецк — это крупный (что-то около миллиона жителей) промышленный город на украинском юге СССР. Говорят, там много каменноугольных шахт, металлургических и машиностроительных заводов. Нашему брату американцу попасть туда не светит. У русских ведь все, что дымит, — государственная тайна и объект повышенной охраняемости. И это в век спутников! Впрочем, не в этом дело. Все это преамбула, а амбула составилась несколько месяцев назад, когда этот промышленный центр, город «черных воротничков», вроде нашего Чикаго, только без Аль Капоне, решил ни с того ни с сего посетить сам Леонид Брежнев. Затрудняюсь объяснить, Перри, что подвинуло советского лидера отправиться в этот в общем-то рядовой индустриальный «миллионник». Таких безликих и бесперспективных городов в СССР не меньше чем в США. Все эти руины рабочих кварталов рассчитаны на короткий век. Поэтому они и становятся руинами едва начинают копать котлованы под них.

Итак, генсек отправился в Донецк, где его поджидали региональные партийные бонзы (не перепутай эти странные славянские фамилии): Piter Shelest & Vlad Deghtyaryov (governor of Donbass) и Basil Mironov (major of Donetsk-city).

О том, что Леонид Брежнев терпеть не может поездов, знают наверное даже чернокожие ребятишки в Гарлеме и Южном Бронксе. Для местных железнодорожных компаний каждый выезд Брежнева на пленэр — сущее бедствие. Хотя да, я забыл, что у них здесь нет компаний, так что железнодорожники — обычные государственные служащие, а «джимен» должен обладать безграничным терпением. Как сказал мне мой добрый и разговорчивый источник, ценитель прекрасного и прежде всего зеленого цвета американских купюр, вышеупомянутый мистер Гринько, начальники железнодорожных станций закупали тоннами валидол, когда через их станции литерный поезд, иногда простой с прицепленным к нему вагоном генсека (это такая дань демократизму у русских большевиков), мчал господина Брежнева на курорт. Перри, ты там сам разберись с этой идиомой, я так и не понял — почему валидол тоннами?

Итак. Как сказывается в сказках — одним прекрасным днем советский лидер нагрянул в Донецк. Там он, кажется, проехался по шахтам и заводам и посетил прелестное мероприятие, которое у коммунистов называется «Partkhozactive», что-то вроде партийного съезда штата, только не перед выборами, хотя у них тут и выборы такие, что… неважно — посетил и посетил. Ну, понятное дело, что местные лидеры, как того и требует старинный русский обычай, соорудили в местном театре (кажется, это было в театре, но я не уверен, как не уверен, есть ли в наличии театр в Донецке вообще) доклад о достижениях и недостатках, которые имеют место быть, «но будут искоренены в самые короткие сроки, особенно теперь, после ваших, дорогой Леонид Ильич, вдохновляющих слов, которые трудящиеся Донбасса восприняли умом и сердцем…» Обычная партийная ахинея, можешь взять для достоверности стандартный набор из любой советской газеты в читальном зале NYPL, пошли кого-нибудь.

Потом, как водится, был товарищеский обед (о, мой бог!). И вот мы подходим к самому вкусному. Брежнев и сопровождавшие его партийные бонзы прибыли на вокзал. Понятно — перрон оцеплен синими милицейскими шинелями и серыми чекистскими регланами, или что там они носят (ну, допустим, польские плащи), Брежнев с Сусловым и свитой, губернатор Дегтярев, мэр Миронов сотоварищи, стайка железнодорожного начальства во главе с начальником дороги Яковом Кривенко.

В депутатском зале накрыт стол, бахнули, как полагается, на дорожку, вышли на улицу покурить. Брежнев, говорят, был благодушен, дымил своими странными сигаретками «Новость», пальто слегка расстегнул, перебрасывается шутками с местными товарищами, те тонко улыбаются, свита вставляет льстивые замечания.

И вдруг! — Никто и глазам поверить не мог — поезд, литерный поезд главы государства, даже не скрипнув тормозными колодками — смазка отменная! — трогается! Думаю, всем знакомо ощущение уходящего поезда. Кто не испытывал этой душевной муки и томления сердца, когда выныриваешь на перрон, а поезд твой пошел-пошел-пошёл, помощник на кнопку сигнала надавил — тууууу! Но чтобы литерный поезд главного коммуниста СССР уходил без пассажира номер один?!

Короче, картина, по описаниям очевидцев, была такая. Брежнев, даже не бросив сигареты, — рванул за своим вагоном! За ним мелко засеменил «серый кардинал» Суслов, с криками «Стой, сволочь!» (а, может, что и покрепче русским матом выдавали, врать не буду) Дегтярёв, Миронов и вся камарилья. А далеко впереди, загибая все известные ему маты, летел начальник дороги Кривенко. Милицейское оцепление да проститься мне невольный каламбур, оцепенело, комитетчики из всесильного Кэй Джи Би, думаю, рвали маузеры из кабур, у кого были. Да что толку — выходной сигнал светофора — зеленый, стрелки открыты, а поезд литерный. Ему опаздывать никак нельзя.

Кончилось все, конечно, быстро и благополучно. Услыхав и увидав суету, машинист рванул ручку тормозного крана. Запыхавшийся генсек, отмахиваясь от отчаянных извинений властей области, города и дороги, влез в вагон. Дверь захлопнулась, и дорогой Леонид Ильич отбыл в Москву.

А начальник дороги получил выговор по партийной части. К тому времени и диспетчер, и дежурный по станции, отправившие литерный Брежнева точно — секунда в секунду — по графику, не проверив при этом, сел ли он сам в вагон, были сняты с работы в тот же день. Милицейскому и комитетскому начальству области влепили по «строгачу» на следующий же день на бюро обкома партии. Но и этого было мало Москве.