Марина очнулась от жажды, она открыла глаза и огляделась в поисках воды, язык у нее распух и нестерпимо болел. Комната, в которой она лежала, чем-то отдаленно напоминала больничную палату, разве что обстановка внутри какая-то уж слишком убогая.

Она попыталась встать с кровати, но поняла, что привязана по рукам и ногам, и вот тогда стало страшно.

Марина хотела крикнуть, но язык распух, и кроме крика получился какой-то слабый шепот.

«Успокойся», – Марина закрыла глаза и попыталась взять себя в руки, какой смысл паниковать, если ты привязана и все равно ничего изменить не можешь?

Сначала она считала от одного до ста, затем в обратном направлении. Когда паника отступила и появилась возможность соображать без истерики, Марина попыталась восстановить последние события, которые она помнила.

Первое, что всплыло в памяти, как сотрудники «Росгвардии» доставили ее в СИЗО по обвинению в убийстве Ольги и Юлии. Затем Марина четко вспомнила, как позвонила Андрею и что муж ей сказал, что сам в шоке, как она могла убить своих подруг и, главное, зачем.

– Зачем ты это сделала? – кричал Андрей в телефон, но Марина была уверена в том, что никогда не смогла бы причинить вред родным людям. А тем более их убить.

Дальше восстанавливать прошедшие события стало еще проще: Марина вспомнила, как застукала мужа и беременную Ирину в кафе, потом, как пекла торт Косте, как стояла на столе, накинув веревку на шею.

А затем она вспомнила сон, словно ей приснился ангел-хранитель, который показал ей жизнь, которая могла бы с ней случиться, поступи она тогда в Москве иначе.

Марина мало что могла вспомнить из того сна, но общее ощущение – это было ощущение кошмара, поэтому напрягаться и восстанавливать его детали она не стала.

– Значит, у меня опять был приступ, – догадалась Марина, – а судя по убогому убранству палаты, я лежу, скорее всего, в больнице при СИЗО.

– О, смотри, она очнулась. – В палату зашли две здоровенные женщины. Одна была чуть старше и, видимо, была здесь главной.

– Воды, – прошептала Марина, сначала она хотела сказать, что все вспомнила и в сознании, а потом решила этого не делать и посмотреть, что будет дальше.

– Шепчет чего-то, – удивилась более молодая.

– Пить, наверное, хочет. – Старуха подошла к Марине и склонилась прямо над ее лицом.

Марина почувствовала запах табака, копченой колбасы и еще какой-то гадости, и ее чуть не стошнило.

– Воды ей принеси, – обратилась она к напарнице. – Эй, женщина! – Теперь она уже бесцеремонно трясла Марину. – Ты очнулась? Говорить можешь?

Марина немного приоткрыла глаза, а когда ей поднесли стакан ко рту, жадно начала глотать воду.

– Ты руками-ногами шевелить можешь? – снова спросила ее старуха, Марина могла, но решила этого не говорить.

– Нет, – Марина отрицательно мотнула головой.

– А сказать что-нибудь можешь?

Марина снова отрицательно мотнула.

– А как ты здесь оказалась, помнишь? – Старуха проворно развязала ей руки и ноги, Марина едва справилась с соблазном пошевелить конечностями.

– Нет, – мотнула головой Марина.

– Вот и отлично, овощ, нам меньше возни, – обратилась старуха к более молодой напарнице. – У нее прединсультное состояние, а может, и инсульт был, кто ее здесь проверяет? А развязать ее придется, иначе конечности атрофируются, но раз она шевелиться не в состоянии, то можно и не охранять сутками.

– За что задержали? – Бабищи уже вышли из палаты, но Марина их прекрасно слышала.

– Покрошила в кашу двух своих подружек, – ответила старуха. – Говорят, взяла во дворе бензопилу и порезала двух женщин в фарш.

– Господи, это же ужас. Но зачем она это сделала?

– Так ее муж сказал, что у нее уже давно голова не работает. Климакс, потом стресс, вот и съехала с катушек, ее от нас сразу в психушку переведут, там и помрет, скорее всего.

Голоса становились все тише и тише, пока совсем не пропали.

Марина осторожно попыталась пошевелить сначала ногами – у нее это получилось, затем руками, и наконец она осторожно села на кровати. Конечно, голова кружилась, но вполне терпимо.

Немного привыкнув к новому состоянию, Марина спустила ноги вниз и обнаружила, что у нее поставлен мочевой катетер. Пришлось вытягивать эту дрянь самостоятельно.

Когда она справилась с катетером, то спустила ноги вниз и попыталась встать. И снова получилось, хоть и медленно. Марина, держась за изголовье кровати, сделала несколько шагов, затем еще несколько, уже опираясь на стены, так дошла до туалета и включила свет.

Из зеркала на нее смотрела худая, совершенно седая бабушка. Марине стало страшно – так плохо она никогда еще не выглядела. Во-первых, она катастрофически похудела, значит, лежит здесь давно, во-вторых, ее волосы стали совершенно седыми, и это ее ужасно старило. И в-третьих, она поняла, что будет бороться за свою жизнь, вот прямо сейчас, стоя в казенной, застиранной ночной рубашке посреди грязного больничного туалета. Марина решила, что будет бороться за свою жизнь до конца.

Она открыла кран и с наслаждением умылась ледяной водой, затем попыталась пописать: после катетера это было сделать очень тяжело, но через несколько минут ей все-таки удалось это сделать. А затем она уже более уверенно вышла из туалета и подошла к окну.

Выпал снег, весь двор был белый-белый, а это значит, что уже наступила зима.

Марина посмотрела на окна – решетки на них не было, дернула раму – окно легко поддалось и открылось. Холодный воздух приятно обжег ей лицо, Марина закрыла окно и вернулась на кровать.

Если бежать, то только сейчас, потому что утром вернутся медсестры, увидят, что она вытащила катетер, и все поймут. А если ее переведут в психиатрическую клинику, то оттуда ей будет точно не выбраться, поэтому если и есть шанс спасти себя, то только сегодня.