Ну, это все объяснимо. Привязка ко времени. Вот и все. Просто привязка ко времени.

– И наконец, частный детектив, которому я поручила следить за Дэном, абсолютно ничего не нашел. Поэтому детектив взял на себя инициативу проследить за вашим домом. – (У меня внутри все обрывается. Получается, ощущение, что за мной следят, имело под собой основания. Я вовсе не параноик. За моей спиной действительно кто-то был.) – И в результате он увидел женщину с длинными темными вьющимися волосами, которая вышла из квартиры двумя этажами выше той, где живете вы, и села за руль вашей машины. У нее были ключи от «опеля-корса». Она уехала на вашем «опеле». И вернулась на вашем «опеле». – Сара делает паузу. – Детектив видел вас вместе. – (Я пристально смотрю на нее, сердце отчаянно бьется.) – Из чего я сделала вывод, что ваш звонок из полиции соседке с просьбой покормить кошку на самом деле был сообщением обитательнице той квартиры, что вы арестованы. И, насколько я понимаю, вашим абонентом была та самая женщина, которая вошла в вестибюль дома номер двести двадцать пять и отвлекла Кевина, охранника, в тот самый момент, когда Мэдди столкнули с крыши.

Сара умолкает и выжидательно смотрит на меня, но я не могу говорить. Мне трудно дышать. Я словно получила удар под дых.

– Детектив сделал фото. – Сара открывает сумку, достает оттуда папку, вынимает лист с распечатанными фотоснимками и придвигает ко мне. Я беру снимки, хотя могу на них не смотреть. Ведь я уже заранее знаю, что – и кого – там увижу. Я знаю, что Сара уже на середине пути и получить полную картину – для нее лишь вопрос времени.

Я закрываю глаза и мысленно костерю Ферн. Проклятая Ферн, заплатившая Саре за то, чтобы та продолжала меня защищать. Хотя, с другой стороны… Я поднимаю глаза. Сара очень спокойная, очень надежная. Мне с ней очень комфортно. И для меня будет огромным облегчением сбросить с себя весь этот груз, вручив его в твердые, умелые руки своего адвоката.

– Вы не имеете права хоть кому-нибудь об этом рассказывать, – начинаю я, лихорадочно соображая. – Вы сами так говорили. Первая вещь, которую вы мне сообщили. Вы сообщили, что обязаны сохранять конфиденциальность.

Рот Сары превращается в твердую линию, хотя глаза остаются добрыми.

– Абсолютно точно. Все верно. Я обязана сохранять конфиденциальность.

– И вы по-прежнему не имеете права передавать кому бы то ни было информацию, которую я вам сообщу, да? Даже сейчас?

– Нет. До тех пор, пока мы с вами обсуждаем то, что уже произошло. То, что вы совершили в прошлом, но не то, что вы еще только собираетесь совершить.

– Что вы имеете в виду?

– Вы хотите сообщить мне, что собираетесь совершить преступление, да? И таким образом впутать меня в то, что еще только должно произойти?

Я напряженно соображаю, а затем отвечаю:

– Нет.

– Тогда я не смогу разгласить эту информацию. Все сугубо конфиденциально.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

Переведя дух, я неуверенно начинаю:

– Я сказала вам то, что сказала, поскольку мне нужно было… нужно было…

– Проверить? – подсказывает Сара.

– Вот именно, – киваю я. – Мне нужно было, чтобы в мою версию поверила полиция. А еще чтобы в нее поверили вы. Если бы я рассказала вам правду, вы дали бы мне совершенно другой совет. Но я хотела вести себя на допросе естественно. Ну… вы понимаете. Вести себя согласно плану.

Сара подносит к губам фужер и делает глоток:

– И каков был ваш план?

– Это действительно останется между нами?

– Да. Я никому не скажу. Не имею права, – качает головой Сара.

– И даже когда вы престанете быть моим адвокатом… вы тоже никому не расскажете?

– Не расскажу, – твердо обещает Сара.

– Даже если я сделала что-то… что-то очень плохое, вы точно не сможете об этом никому рассказать? Даже тогда?

Сара ставит фужер на стол:

– Однозначно.

Секунду-другую я обдумываю ее ответ:

– А как насчет других людей? Они тоже будут защищены? Вы ведь не сможете никому о них рассказать, да?

– Я должна действовать в ваших интересах. И следовательно, буду молчать. Я не имею права распространять конфиденциальную информацию. Даже если она касается не вас, а кого-то другого.

– Что, если я все-таки предпочту промолчать? Что тогда?

– Ничего. Вы не обязаны мне что-либо рассказывать. Но тогда я, возможно, больше не смогу представлять ваши интересы.

– А разве мне все еще нужен адвокат?

Сара ловит мой взгляд:

– Быть может, нет. Быть может, не по обвинению в убийстве Мэдди. Хотя… если вы сделали нечто противоправное – если вы нарушили закон, – тогда адвокат вам, возможно, понадобится.

Именно это я и хотела услышать. После того как Сара сообщила, что с меня сняли все обвинения, я мучилась сомнениями, готова ли я отпустить своего адвоката.

– Ну а если я расскажу вам нечто отличное от того, что уже говорила, вы откажетесь представлять мои интересы?

– Это зависит…

– От чего?

– От ряда вещей. Но в первую очередь от ваших аргументов.

Я беру фужер, задумчиво верчу ножку, поднимаю глаза к потолку.

– Хорошо, – наконец шепотом говорю я. – Хорошо, я признаюсь. Я расскажу вам все как на духу.

Часть четвертая

Глава 19

Девятью месяцами ранее

Мэдди стояла на кухне у раковины, загружая посудомоечную машину. Поднявшееся высоко над апельсиновыми деревьями полуденное солнце окутывало кухню неровным желтым светом. Прошло почти десять лет с тех пор, как они переехали из маленького домика в Арчуэе в этот прекрасный викторианский особняк в Ислингтоне, и тем не менее каждый божий день, спускаясь на кухню, Мэдди воспринимала эту комнату по-новому. Мэдди нравилось здесь абсолютно все: от мраморных столешниц и дубовых полов до вида на залитый солнцем старый сад с южной стороны дома. В свое время она не думала, что они могут позволить себе такой особняк, и даже не смела мечтать о нем. Впрочем, лишь до того дня, когда Дэн вернулся домой сияющим как медный грош и сообщил, что предложил свою цену за дом. Тогда-то Мэдди и поняла, насколько хорошо у мужа идут дела в банке.

И вот через шесть недель дом стал принадлежать им. Он требовал кое-какой работы, хотя и не слишком большой. Мэдди сама красила стены, обдирала и покрывала лаком двери, выбирала ковры, шторы и абажуры. Декорирование было не самой сильной стороной Дэна, да и вообще работа занимала все его