шагов, среди высаженных вдоль дома можжевельников: мужик в черной форме, как у спецназа, без опознавалок и в такой же черной балаклаве, лежал в отключке, явно чем-то вырубленный. Приглядевшись, Хром заметил вокруг следы сажи, а на мужике – опаленную местами одежду. Тканевая маска прижарилась к подбородку. Кусты тоже слегка подпалились. Но до последнего пути мужику было далеко, и Хрому пришлось потратить пару секунд, чтобы из соображений безопасности стянуть ему руки ремнем. Потом он наспех обыскал гостя, но пушку так и не нашел – может, в сугробе потерялась – и больше не задерживался, отчего-то хотелось ускориться.

О своих находках он сообщил Винни, предупредив, что второй, вероятно, все еще бродит в доме, так что лучше бы ей поскорее достать Бабая и свалить, и двинулся дальше. Прокрался по запорошенной снегом плитке до старого гаража с приподнятой рольставней, где имел счастье недавно ночевать, спустился к открытой настежь двери склада летней резины, пробежав в самый дальний угол, к советской полке, и тихо позвал:

– Буфетик… Ты тут есть?

– Ты сам с собой, что ли? – откликнулась Винни из динамика, но Хром не успел ей ответить. Что-то резко хлопнуло, словно взорвалась покрышка.

– Слышала? Стреляют.

– Ничего я не слышала, – буркнула девчонка. – Тут тихо как на кладбище. Черт, нашла. Мелкий, мелкий, подъем… – она забормотала уже не ему, и Хром сунул телефон в карман, не отключаясь.

За стеклом полированной книжной полки в этот раз вместо старых справочников еле помещались одолженный из рабочего шкафчика броник, резиновая палка и кобура с травматом. Хром схватил обмундирование. Палку по привычке пихнул за спину, а жилет решил не надевать – времени было в обрез, только выверенными движениями застегнул кобуру. Мог бы у буфета попросить и боевой из арсенала бывшей конторы, но не стал. Раз тот так решил, значит, так надо, и Хром взял что дали. «Ковер», нарисованный им на полу с прошлого раза, тоже подсобил – в прямоугольнике угадывалось огромное дерево и три фигурки человечков под ним. Хром мысленно пересчитал: первый гость в кустах в отрубе, Бабай уже с Винни, Леший внизу на кухне, Толян у ворот. Остаются второй гость и Антон. Кто же третий?

– Сука.

Хром, забив на осторожность, бросился к лестнице наверх, нацелившись сразу завернуть за угол сарая в ту сторону, где чернела под разбитым фонарем большая сосна. Он мог бы обратить внимание, что ковер снова рисовал ему человечков лежачими, но в этот самый момент раздался знакомый выстрел – теперь уже реальный.

Особенный человек

Эти люди в черных костюмах и масках, приехавшие на черном «Мерседес-Бенц Джи-класс», назвали Антошу не «особенный человек», а иначе, и ему это сразу не понравилось. Это неправильно. Он такой с тех пор, как двадцать пять лет назад мама произвела его путем естественных родов. Она дала ему имя Антон, но это мало что значило. Позже, уже в детском доме, у него появилось много других имен, но из всех ему нравилось – особенный человек.

Пока Антоша развивался и увеличивался в росте, мама всегда была рядом. Они вместе ходили в магазин Антошиным любимым маршрутом, по дороге обязательно останавливаясь возле большой витрины «Детского мира», и мама терпеливо ждала, пока Антоша пересчитает все игрушки. А именно машинки. В коллекции у Антоши было пятьдесят пять машинок, из которых двенадцать желтых, пять синих, десять зеленых и двадцать восемь других цветов радужного спектра. Еще можно было распределить их по размеру – тогда получалось всего две группы машинок. Два – Антошино любимое простое число, ведь других простых четных чисел не существует. Оно тоже особенное. Есть еще единица, вот только ему единицы никогда не нравились.

Но мамы не стало, и Антоша больше не ходил в магазин мимо витрины. Все его машинки остались дома, а те две, что он взял с собой в новый – «инкубатор», как это место прозвали жившие там дети, – отобрали старшие. Мамы больше не существовало, и некому было исправить то, как его там стали называть, обратно на «особенный человек». Пока не появился Максим.

Чуть позже Антоша понял, что Максимов тоже было два, красный и зеленый. Красный и зеленый – цвета, которые на цветовом круге находятся друг напротив друга. И «красный» Максим диаметрально отличался от «зеленого», но оба они дружили с ним всегда и ни разу не ссорились по-настоящему. Только теперь, когда приехали черные люди на черном внедорожнике, Максим, Дипломат и Винни в доме отсутствовали, и Антоша по какой-то причине чувствовал себя виноватым в этом.

«Если а-а-абидели – не обижайся. Если у-у-ударили – не ударяйся» – раньше «красный» Максим говорил так каждый раз, когда другие дети делали Антоше плохо. Потом Максим шел делать его обидчикам то же самое. Теперь два плохих черных человека с боевыми, совсем не как у Винни и «красного» Максима, пистолетами и прикрученными к ним длинными глушителями, так же негромко, как хлопает форточка от сквозняка, только что застрелили Толю и двинулись дальше к дому. Антоша, успевший забежать внутрь с Лешим, оттащил Бабая, раненного в плечо, к шкафу, чтобы надежно спрятать там, куда черные люди вряд ли станут заглядывать, потому что шкаф закрывался только снаружи. Но… возле шкафа багровело два красных пятна. А должно быть ноль пятен! Два пятна, – Антоша все смотрел, желая, чтобы они исчезли, а новые не появлялись. Вообще-то он не любил ничего данного цвета, кроме Максима. Если Максим вернется и найдет то, что хотели сделать черные люди, то расстроится. Хуже только, если черные люди сначала найдут Максима. Трясущейся рукой Антоша вытер кровь на полу своей желтой шапкой и завис, разглядывая испачканные пальцы.

Вдруг его толкнули.

– Вали, Тох! – крикнул подбежавший Леший, шаривший по ящикам кухни в тщетных поисках. Антоша не успел ему сказать, что самым большим ножом Максим накануне разделывал курицу к супу и унес потом в гараж, чтобы наточить. – Чё стоишь, емана! Они ща дверь выбьют! Быстро пошел. – Леший снова выпучил на него глаза, пихнув в плечо. В руке он держал баллончик дихлофоса.

Антоша никогда не видел Лешего таким. Он вдруг представил, как того заправили высокооктановым топливом, и он «дал своему двигателю просраться», как иногда выражался Максим. Себя Антон теперь