он заинтересовался и спросил, куда я отправляюсь. Я сказал ему, что еду в научную экспедицию. «Если бы я был моложе, я бы попросил вас взять меня с собой», – сказал он. Через три недели, когда в Ессентуках началось господство террора, Радко-Дмитриев, генерал Русский и многие офицеры гвардии были арестованы. Их увели на ближайшую гору Машук, где они сами должны были вырыть ров; там их расстреляли, сбросили в ров и закопали полумёртвых. Поскольку я был офицером гвардии, оставшись в Ессентуках, я бы точно разделил их судьбу.

Наконец мы покинули Ессентуки в двух багажных вагонах. Мы ехали на медленном товарном поезде, останавливающимся на каждой станции. В то время никто не путешествовал, кроме солдат, поэтому, чтобы не привлекать много внимания, нам запретили покидать вагоны и даже выглядывать из них. Мы тихо сидели в тёмных углах.

Только на следующий день мы достигли Армавира, где нам нужно было перебраться на другой путь. Моя тётка – сестра моей матери – жила в Армавире, и я хотел повидать её, зная, что это будет последний раз. Нам сказали, что наши вагоны не тронутся до следующего утра, и г-н Гурджиев разрешил нам с женой уйти. Город был в руках большевиков. Транспорта не было, и мы шли пешком. Поскольку улицы патрулировались красными, мы попытались не привлекать внимания; загрязнили ногти на пальцах, вывернули наши пальто наизнанку, жена надела на голову платок, а я – кепку рабочего. Мы сморкались при помощи пальцев, а наши карманы были полны семечек подсолнуха. Мы постоянно грызли и сплёвывали их на манер рабочих, как нас научил г-н Гурджиев. Таким образом, мы безопасно добрались до моей тётки, повидались с ней и быстро вернулись на станцию.

К нашему ужасу, вагонов там уже не было. Осмотрев каждый путь на большом вокзале, мы так и не смогли их найти. Потом мы узнали, что наши вагоны были прицеплены к другому поезду, который уже ушёл. Мы боялись задавать слишком много вопросов и чувствовали себя как мыши в мышеловке. В этот момент, к нашей невыразимой радости, мы увидели Шандаровского, который нас разыскивал. Наши два вагона оставили за городом на другом пути, и они отправятся только на следующее утро. Ему, как комиссару, дали разрешение получить два мешка сахара из ближайшего магазина, хотя в то время купить сахар было почти невозможно. Наше облегчение было таким большим, что казалось пустяком пойти вместе с ним в магазин и нести мешки более чем три версты до поезда.

Начинался дождь; нам нужно было снять пальто и накрыть им столь драгоценный сахар. Поздним вечером мы добрались до вагонов, вымокшие до нитки. Мы обнаружили, что все злы на нас из-за нашего ухода. Все беспокоились о нас и не знали, вернёмся ли мы вовремя. Но наличие сахара привело всех в хорошее настроение. При свете свечи г-н Гурджиев разделил его, и каждый должен был спрятать свою долю, как великое сокровище, чем сахар на самом деле и являлся.

На следующее утро поезд подъехал к Майкопу и остановился. Долгое время мы не могли выйти из вагона. Мы не знали, что происходит снаружи, поедет ли поезд дальше или нет. Г-н Гурджиев послал доктора Шернвалла к местным властям с нашими бумагами, чтобы просить разрешения продолжить наше путешествие.

Возле нас стоял поезд Красной армии, где некоторые солдаты от скуки играли в карты. В этой игре проигравший должен был стать на четвереньки и гавкать как собака. К удовольствию солдат и для нашего развлечения г-н Гурджиев быстро организовал всё так, что мы присоединились к игре. Проиграв в карты, под общий хохот мы становились на четвереньки и гавкали. В результате солдаты немедленно пришли к выводу, что мы «из их числа», и мы могли быть с ними вполне свободны.

Доктор Шернвалл долго отсутствовал, но, наконец, вернулся с новостями. Большая часть Майкопа окружена противостоящими друг другу вооружёнными казаками и отрядами Красной армии, и двигаться дальше невозможно. Совет большевиков предлагал нам остановиться в заброшенной ферме в трёх верстах от Майкопа. Определённо, ничего лучшего ожидать было нельзя.

Наши друзья-солдаты помогли нам выгрузить всё наше оборудование из поезда и показали дорогу на ферму. Это было красивое место, давно покинутое хозяевами, но дом и другие здания были в хорошем состоянии. Там были пустые стойла, коровники и амбары, наполненные сеном, на котором можно было спать. Ферма находилась на краю леса, через который шла маленькая тропинка, ведущая к красивой реке Белой. На реке даже были мостки, с которых мы могли купаться.

Вдалеке были слышны выстрелы, и иногда пули свистели над нашими головами, ударяясь в горы по другую сторону реки и вызывая камнепад. Но мы не обращали внимания. Это был божественный оазис в столь ужасное время.

Ещё в Ессентуках г-н Гурджиев рассказывал, что в океане, даже во время великих бурь, есть тихие места, где нет вообще никаких волнений. И также – во время революций. Есть места, где люди могут жить вполне мирно, и волнения не тревожат их. В эти годы беспорядков г-н Гурджиев проводил нас из одного тихого места в другое. Мы не сознавали этого, но это было так, и только позже мы смогли оценить его руководство. А пока не начались наши настоящие «битвы» – внутренние – мы около трёх недель просто жили в красивом месте.

Эта часть Северного Кавказа была самой плодородной землёй в России. Климат был чудесный, лето жаркое и довольно сухое; население было богатым, и на рынке мы могли купить любые продукты, какие хотели. Возле нас даже была фабрика, на которой делали «кофе» из желудей. Мы пошли туда не только ради муки из желудей, но и чтобы подточить топоры.

С первого дня г-н Гурджиев разделил нас на группы по четыре-пять человек. В каждой группе один должен был покупать и готовить еду. В нашей группе эта задача была у моей жены. Еду готовили на открытом воздухе, в котелке, подвешенном на треноге над костром.

Вскоре г-н Гурджиев сказал мне, чтобы я ел вместе с ним. С тех пор моей жене нужно было готовить только для себя и двух мужчин. Потом одному из них тоже было сказано есть вместе с г-ном Гурджиевым, и она осталась с мужчиной, которого не особо любила. Через несколько дней даже этот мужчина был переведён в другую группу, и моя жена должна была готовить только для себя. Ей было очень тяжело, потому что весь день мы работали