выяснили прошлой ночью.

Дэвид свистнул, подзывая Гамэна и Мёша, и зашагал к дому вслед за Хаулитом, подхватившим корзину с остатками пикника. Я подозвал Войю, взял ружье и кивнул Баррису:

– Буду к восьми. Ждете, небось, что я изловлю кого-нибудь из этих златогонщиков?

– Ага, – пробормотал Баррис, не реагируя на шутку.

Пьерпонт заговорил было о китайцах, но Баррис жестом велел ему шагать да помалкивать и сам двинулся по тропе к дому, следом за Хаулитом и Дэвидом. Когда они скрылись из виду, я сунул ружье под мышку и повернул прямиком в лес, Войю потрусил за мной.

Я пытался выбросить китайца из головы, но ничего не получалось. Он меня нервировал, и я уже твердо решил: если он появится опять, призову его к ответу. Пусть объяснит, что он забыл в Кардинальских лесах. А если не объяснит, доставлю его к Баррису как подозреваемого… нет, – сказал я себе, – доставлю его к Баррису в любом случае, просто чтобы его мерзкая физиономия больше не мелькала в лесу. Интересно, что же это «плюхнуло» в озере, как выразился Дэвид?

«Должно быть, все-таки большая рыба, лосось, – подумал я, – вероятно, после погони за китайцем у Дэвида и Хаулита просто сдали нервы». Но тут Войю заскулил, я утратил нить размышлений, поднял голову – и застыл на месте.

Прямо передо мной раскинулась потерянная поляна.

Пес уже несся по бархатной траве к резному камню, на котором сидела стройная фигурка. Я увидел, как моя собака нежно прижалась своей шелковистой головой к ее шелковой юбке; я увидел, как ее лицо склоняется к Войю, и, затаив дыхание, медленно ступил на залитую солнцем поляну.

Как будто немного робея, она протянула мне белоснежную руку.

– Теперь, когда вы пришли, – промолвила она, – я могу показать вам и другие мои работы. Я говорила вам, что эти стрекозы и мотыльки, вырезанные в камне, – это еще не всё, что я умею? Почему вы так на меня смотрите? Вам нехорошо?

– Изонда… – пробормотал я.

– Да? – отозвалась она, чуть зардевшись.

– Я… я не ожидал вас снова увидеть! – выпалил я. – Вы… я… мне… я думал, мне приснилось…

– Вы видели сон? Обо мне? Может, и так, но что же в этом странного?

– Странного? Н-нет… но… куда вы исчезли, когда… когда мы с вами вместе наклонились над источником? Я видел ваше лицо… ваше отражение рядом с моим… а потом внезапно его не стало… только синее небо и звезда…

– Просто вы заснули, – сказала она. – Не помните?

– Я… заснул?

– Ну да, – кивнула она. – Я подумала, что вы очень устали, и пошла к себе.

– К себе?.. Куда?

– К себе домой. Там я мастерю всякие красивые вещи. Вот, принесла одну показать вам.

Она протянула мне статуэтку – массивную золотую ящерицу с распахнутыми крыльями, тоже из золота, но такими хрупкими и тонкими, что солнечный свет пронизывал их насквозь, пятная землю пламенеющим узором.

– Боже правый! – воскликнул я. – Это потрясающе! Где вы научились такое делать? Изонда, этой работе нет цены!

– Это хорошо, – сказала она с неожиданной серьезностью. – Мне так жалко продавать свои работы! Но мой приемный отец все равно забирает их и куда-то отсылает. Я уже вторую такую сделала, но вчера он сказал, что заберет ее. Наверное, он очень бедный.

– Как он может быть бедным, если он дает вам золото на обработку? – изумился я.

– Золото! – вскричала она. – Золото! Да у него целая комната этого золота! Он сам его делает.

В полном расстройстве я опустился на землю у ее ног, а она с некоторым беспокойством спросила:

– Почему вы так на меня смотрите?

– Где живет ваш приемный отец?

– Здесь.

– Здесь?!

– В лесу, у озера. Но вы бы ни за что не нашли наш дом!

– Дом?!

– Ну конечно! Или вы думали, я живу на дереве? Что за глупости! Мы с приемным отцом живем в красивом домике – маленьком, но очень красивом. Он делает золото, но люди, которые забирают готовое, никогда не приходят к нам домой. Они не знают, где мы живем, а если бы и знали, все равно не смогли бы войти. Отец складывает слитки золота в холщовую сумку. Когда сумка наполнится доверху, относит ее в лес, где живут эти люди, а что они дальше делают с золотом – я не знаю. Как было бы хорошо, если бы он продавал свое золото и разбогател! Тогда я смогла бы вернуться в Иань, где река течет под тысячей мостов и сады благоухают так сладко!

– И где же этот город? – спросил я слабым голосом.

– Иань? Не знаю. Знаю только, что воздух там полон сладости, а серебряные колокольцы звонят день-деньской. Вчера я носила на груди засушенные бутоны лотоса из Ианя – и весь лес вокруг стал душистым. Вы заметили?

– Да.

– А я прошлой ночью все гадала, заметили вы или нет. Какая у вас красивая собака! Я ее обожаю! Вчера я больше думала о вашей собаке, но потом, ночью…

– Ночью… – повторил я едва слышно.

– Потом я стала думать о вас. Почему вы носите драконий коготь?

Я невольно вскинул руку ко лбу, прикрывая шрам.

– Что вы знаете о драконьем когте? – спросил я сквозь зубы.

– Это символ Юэ Лао, а Юэ Лао – глава Куэнь-Юинь, так говорит мой приемный отец. Это он мне рассказал все, что я знаю. Мы жили в Иане до моих шестнадцати лет. Сейчас мне восемнадцать, вот уже два года мы живем здесь, в лесу. Смотрите! Алые птицы! Вон, видите? Откуда они здесь? Точно такого же цвета, как в Иане!

– Где находится Иань, Изонда? – спросил я, ощутив, как на меня нисходит какое-то убийственное спокойствие.

– Иань? Я не знаю.

– Но вы же там жили?

– Да, и очень долго.

– За океаном, Изонда?

– За семью океанами и за великой рекой, длиною от Земли до Луны и даже еще длиннее.

– Кто вам это сказал?

– Как кто? Мой приемный отец! Это он мне все рассказывает.

– Вы мне скажете, как его зовут, Изонда?

– Я не знаю. Он – мой приемный отец, вот и все.

– А вас как зовут?

– Вы же знаете! Изонда!

– Да-да, Изонда, но дальше как?

– Просто Изонда, и всё. А у вас что, два имени? Да что же вы на меня так смотрите?

– Ваш приемный отец правда делает золото? Вы сами видели?

– Ну да. Он и в Иане его делал. Мне так нравилось смотреть на искры по ночам: они кружились, как золотые пчелы! Знаете, Иань такой красивый, если, конечно, он весь