Шрифт:
Закладка:
Потом я подумал о Баррисе с Пьерпонтом и холодном ночлеге, который им предстоял, – ведь я знал, что они не посмеют разжечь костер, – и меня пробила дрожь сочувствия, несмотря на тепло, шедшее от каминной трубы, и потрескивающее пламя.
«Расскажу Баррису и Пьерпонту эту историю и отведу их посмотреть на источник и резной камень, – подумал я. – Но до чего же удивительный сон… Изонда… если это и вправду был сон».
Тут я встал, подошел к зеркалу и внимательно изучил бледную метку над бровью.
V
На следующее утро, около восьми, когда я уныло таращился в свою кофейную чашку, которую как раз наполнял Хаулит, Гамэн и Мёш вдруг заскулили, а миг спустя на крыльце раздались шаги.
– Привет, Рой! – Пьерпонт топоча ввалился в столовую. – Где мой завтрак, черт подери? Где Хаулит?.. А, вот ты где. Никакого кофе с молоком, ты слышишь? Тащи отбивную и яйца. Только гляньте на эту собаку! У нее сейчас хвост оторвется…
– Пьерпонт, – сказал я. – Ты сегодня на редкость говорлив, но оно и к лучшему. Где Баррис? Да ты же по уши промок!
Пьерпонт сел и стащил задубевшие от грязи легинсы.
– Баррис завернул в Кардинальские Ручьи. Ему надо было телефонировать. По-моему, он хочет, чтобы прислали еще людей… Лежать, Гамэн! Ты идиот! Хаулит, три яйца пашот и еще тост… Так о чем я говорил? А, да, про Барриса. Он кое-что нашел и надеется, что это поможет напасть на след наших златогонщиков. Веселая выдалась ночка… Ну да он сам тебе все расскажет.
– Билли! Билли! – воскликнул я, всем своим видом выказывая приятное удивление. – Ты учишься говорить! Ушам не верю! Ты теперь сам заряжаешь гильзы, сам носишь ружье и сам стреляешь, а тут еще и это… О, а вот и Баррис, и тоже по уши в грязи. Вам, ребята, и в самом деле стоит переодеться… пф-ф! Что за ужасный запах?
– Наверное, вот от этого, – сказал Баррис и бросил что-то перед очагом, где оно задрожало и принялось извиваться. – Попалось мне в лесу, у озера. Не знаете, Рой, что это может быть?
И тут я понял, что это очередной отвратительный паук или крабочервяк, вроде того, что Годфри показывал мне у «Тиффани».
– То-то мне сразу подумалось – знакомая вонь! – сказал я. – Ради всех святых, Баррис, уберите его подальше от обеденного стола!
– Но что это? – повторил он, снимая с плеча ружье и полевой бинокль на ремне.
– Я расскажу вам все, что знаю, но только после завтрака, – отрезал я. – Хаулит, возьми метлу и вымети это чудовище на дорогу. Что смешного, Пьерпонт?
Хаулит выкинул мерзкое существо за дверь, а Баррис и Пьерпонт удалились сменить свои промокшие от росы облачения на что-нибудь посуше. Пришел Дэвид и забрал собак на прогулку, а несколько минут спустя Баррис вернулся и занял свое обычное место во главе стола.
– Ну что? – спросил я. – Есть о чем рассказать?
– Не так уж много. Они засели в лесу по другую сторону озера, эти златогонщики. На одного из них я сегодня точно надену наручники. Не уверен, что уже знаю, где их главное логово, но одного, считай, поймал. Пьерпонт очень помог – нет, я не шучу! – и знаете что, Рой? Он хочет вступить в Секретную службу!
– Малыш Билли?!
– Вот именно. Я его отговорю, не волнуйтесь. Ну так что это была за тварь – в смысле, та, которую я принес? Хаулит ее выбросил?
– Теперь он может принести ее обратно, если вам угодно, – пожал я плечами. – Я уже позавтракал.
– Не надо! – Баррис торопливо глотнул кофе. – Это уже неважно, рассказывайте так…
– По справедливости надо было подать вам этого паука на тосте, – проворчал я.
Тут вошел Пьерпонт – сияющий, посвежевший, только что из ванной.
– Давай рассказывай, Рой, – потребовал он, и я рассказал им о Годфри и его гадком питомце. – В толк не возьму, что он в нем нашел! – воскликнул я, завершив свою повесть, и бросил сигарету в камин.
– Вам не кажется, что существо японское? – спросил Пьерпонт.
– Нет, – сказал Баррис, – оно антихудожественное, гротескное, вульгарное и омерзительное. Это какая-то недоделанная дешевка…
– Вот именно, недоделанная дешевка, – подхватил я. – Как американский юморист.
– Точно, – кивнул Пьерпонт. – Дешевка. А что насчет золотой змеи?
– О, это другое дело. Ее купил музей Метрополитен. Тебе надо это увидеть, она прекрасна.
Баррис и Пьерпонт закурили, мы все втроем поднялись и вышли на лужайку, где между кленами висели гамаки на цепях.
Мимо прошествовал Дэвид с ружьем под мышкой, собаки бежали за ним.
– Три ружья на лугах в четыре часа пополудни, – распорядился Пьерпонт.
– Рой, – сказал Баррис, когда Дэвид поклонился и двинулся дальше, – чем ты занимался вчера?
Этого вопроса я ждал. Всю ночь мне снились Изонда и поляна в лесу, где я видел отражение ее глаз в зеркале кристального источника. Все утро, принимая ванну и одеваясь, я убеждал себя, что это всего лишь сны, и если я попытаюсь разыскать поляну и этот вымышленный камень с резьбой, то лишь выставлю себя на посмешище.
Но теперь, когда Баррис спросил, я внезапно понял, что должен рассказать ему всё.
– Послушайте, ребята, – начал я, – сейчас я расскажу вам кое-что очень странное. Можете смеяться сколько угодно, но прежде хочу задать Баррису пару вопросов. Вы бывали в Китае, Баррис?
– Да, – сказал Баррис, глядя мне прямо в глаза.
– Китаец может работать лесорубом?
– Вы видели китайца? – спросил он вполголоса.
– Не знаю. Но мне показалось, что да, и Дэвиду тоже.
Баррис и Пьерпонт переглянулись.
– Вы его тоже видели? – Я повернулся к Пьерпонту, адресуя вопрос и ему.
– Нет, – помолчав, сказал Баррис, – но я точно знаю, что здесь, в этих лесах, есть китаец или, по крайней мере, был.
– Черт! – воскликнул я.
– Да, – серьезно кивнул Баррис. – Черт, если угодно… или дьявол… из секты Куэнь-Юинь.
Я придвинул свой стул к гамаку, где лежал Пьерпонт, протягивавший мне шар из чистого золота.
– Ну? – поторопил я Барриса, разглядывая шар, украшенный замысловатой резьбой, – похоже, художник хотел изобразить клубок переплетенных драконов.
– Ну так вот, – Баррис протянул руку за шаром. – Этот золотой шар с резными драконами и китайскими иероглифами – символ Куэнь-Юинь.
– Где вы его взяли? – спросил я, и волосы у меня на голове зашевелились от предчувствия чего-то страшного и неминуемого.
– Сегодня на рассвете Пьерпонт нашел его на берегу озера. Это символ Куэнь-Юинь, –
