Шрифт:
Закладка:
– А ты взрослая? – протянул Мирон, насмешливо поглядывая на меня.
– А ты сам? Тебе тридцать семь или больше?
Он перестал улыбаться и шумно выдохнул, надувая щеки.
– Я точно не знаю, Даш. У меня после камнепада был странный период – почти ничего не помню, наверно, защитная реакция организма. Мы все тут озверели немного, потом долго приходили в себя, учились жить в новом качестве. Подробности тебе знать не надо.
– Это касается оборотней?
– Ага! Страшно стало?
– Чуточку, – призналась я, продолжая искоса следить за неровной дорогой.
Мы выехали за село и углубились в просеку среди ивовых зарослей. Гром рукоплесканий раздавался все ближе, но теперь к нему примешивались яркие реплики комментатора.
– Мак Грегор отчаянно атакует соперника, но падает на канаты от самого драматического нокаута в этом сезоне. Напрасно его считали фаворитом в реванше… Напрасно.
Глава 14. Новый поворот
Окрестные луга медово пахли клевером и желтым донником, сороки искристо трещали на старой ольхе, а в нежно-голубом воздухе над рекой по воле местного чудотворца Платона развернулось настоящее голографическое шоу.
Двенадцать бородатых мужчин в серых просторных рубахах чинно расселись на охапках соломы в качестве благодарных зрителей.
Мы с Мироном как раз успели к церемонии награждения тяжеловеса Руслана Булатова после того как на десятом раунде он сокрушительным нокаутом одолел англичанина Мак Грегора, утвердив себя в статусе чемпиона мира по версии ВейБей – 2055, как гласили пояснения диктора.
Мне показалось, выпрыгнув из пикапа, Мирон нарочно тянет время и не спешит с претензиями к Платону, давая возможность народу досмотреть напряженную схватку. Я тоже решила оттянуть внимание на себя.
– И как это получается у Платона? Поневоле будешь верить, что он пророк.
– Просто хорошие способности к трансляции воспоминаний…
– На невидимый экран с диагональю двадцать пять метров?
– …которые сам же и комментирует, – значительно продолжил Мирон. – Язык подвешен, тут я не спорю. Но пора забаву прекращать.
– Подожди, а при чем тут бесы?
– Даш, ну ты уж сама догадайся! Стали бы степенные мужики после сенокоса два часа смотреть банальный мордобой? Мак Грегор – кучерявый брюнет, с ног до головы татуирован, а на труселях у него черные символы на красном фоне и звезды серебряные, значит, он кто у нас? Правильно – бес типичный, рожки для маскировки подпилены. А у Руслана православный крест на груди и взгляд сугубо карающий.
– Как у архангела Гавриила? – подсказала я.
– Я не силен в небесной иерархии, но примерно так. У машины останься, за мной не ходи.
– Не хочешь с Платоном знакомить?
Мирон сочувственно на меня посмотрел и отеческим тоном произнес:
– У тебя одежда не подходящая, волосы не прибраны, и на губах помада.
– Да ты что! – поразилась я. – Откуда? Зачем сочиняешь?
Он приподнял мой подбородок, сделал вид, что серьезно рассматривает, а сам едва сдерживался он смеха. А ведь еще пять минут назад собирался жестко разобраться с Платоном. И еще я заметила одну странную вещь – прикосновения Мирона меня уже не пугали, а приятно волновали. И становилось не важно, насколько это допустимо и правильно.
Мысль о том, что завтра Мирон уезжает по каким-то загадочным и, возможно, опасным делам уже сейчас начала болезненно отдаваться в груди, заслоняя собой прочие тревоги.
Я спокойно наблюдала за староверами из позапрошлого века, приветливо помахала рукой их духовному лидеру – любителю спортивных состязаний, и спряталась обратно в машину, поймав суровый взгляд своего бунтаря.
Зато Платон напоминал мне актера с приклеенной бородкой и хитроватым блуждающим взглядом любителя выпить под хорошую закуску. Невысокий, плотный блондин, румяный и загорелый, волосы тщательно расчесаны и аккуратно уложены на плечи. Длинный мешковатый балахон и массивный посох удачно дополняли образ. Наверно, местные дамы от него без ума, если притом он еще и знатный говорун.
Жаль, пообщаться нам не удалось, до меня долетели только обрывки прощальной церемонии.
– Много лет здравствовать тебе, дорогой Миронег! Удачной дороги твоему воинству в град греховный. А что за юную деву ты прячешь в машине? Я только заметил. Не надо ли наставить ее на истинный путь…
– И вам не хворать с похмелья, Платон Батюшкович. Настоятельно советую губу закатать и принять постный вид обратно. Я сам наставлю чего надо и куда требуется.
Они дружески пожали руки, потом Мирон хлопнул товарища по плечу и напоследок что-то тихо проговорил на ухо. Платон виновато кивнул и побежал догонять свою паству, спустившуюся с крутого берега к воде, вероятно, для вечернего омовения. Бесы-то уже побеждены, душа ликует.
Скоро над рекой послышалось протяжное звучание псалма на староцерковном. Из хора басовитых мужских голосов выделялся один надтреснутый хрипловатый тенорок, в такт не попадал и заметно фальшивил, но очень старался, судя по экспрессии.
При въезде в Лобь я спросила Мирона:
– Почему их двоеданами прозвали? Что-то языческое слышится, двоедане… славяне… древляне…
– Да тут проще, из-за своих разногласий с официальной верой, они платили двойной налог царю.
– Темные времена, – с видом знатока протянула я.
Мирон усмехнулся не особенно весело.
– Сейчас гораздо интереснее, правда? Не знаешь, что и ждать за поворотом.
– В мире, где тазы философствуют, а веники рассуждают о личном пространстве, человеку грешно унывать. Он всего лишь частица мозаики…
– Останешься у меня? – перебил Мирон, снижая скорость пикапа.
– Как это? – растерялась я, мгновенно забыв эффектное завершение фразы о пазлах и человеках.
– До утра останешься? Я ж тебе еще подземный этаж не показал, и в кладовке нашел что-то повкуснее пельменей.
От такой перспективы я вжалась в спинку сидения и зажмурилась, что есть силы. Лишь бы не стал грубо настаивать. Я ведь и сдаться могу.
– Нет, мне надо к бабуле. Нет-нет…
– Даш, я тебя не трону. Или ты в себе сомневаешься?
– Сомневаюсь, – эхом повторила я, давая себе мысленную взбучку. Как барашка глупенькая перед голодным волчарой: «Пожалуйста, за бочок не кусайте, от этого животику страсть как щекотно делается!»
Однако мой честный ответ заставил Мирона надолго задуматься. Надеюсь, не о силовом способе решения вопроса. Я пыталась отвлечься на домики, медленно плывущие за окном машины – некоторые заросли иван-чаем по самую крышу, укрылись от чужого любопытства за раскидистыми яблонями, кое-где проломившими деревянные заборы. Сайдинг еще стоял, но был помят и продырявлен местами.
– Мирон, так что же с собаками стало?
– Старые в лес удрали, а новоявленные на другую сторону перешли. Да ты ведь знакома с одной такой подлой псиной! Не морщись, я про Демида говорю.
Он