Тертуллиан так обосновывает запрет на повторный брак («Послание к жене»):

«Итак, если я умру прежде тебя по воле Божией, то не иной кто, как Бог, разрушит брак твой. Зачем же тебе восстановлять то, что Бог разрушил?»[169]

Если бы христианство последовательно поощряло девство и безбрачие, полное исчезновение христиан и христианства было бы лишь вопросом одного поколения. Но на долгий период существования эта религия изначально не рассчитывала: раннее христианство (а только его и следует считать аутентичным христианством) было религией конца света и скорого второго пришествия её основателя. При такой духовной настроенности вопрос о продолжении земного существования в детях не мог быть существенным для христиан. Этим, надо полагать, объясняется тот факт, что в христианском богословии, которому ввиду несостоявшегося второго пришествия пришлось отодвинуть это событие в неопределённое будущее, детям и деторождению почти не было уделено внимания. Иоанн Златоуст так объясняет это:

«Когда ещё не было надежды на воскресение, но господствовала смерть и умирающие думали, что после здешней жизни они погибают, тогда Бог давал утешение в детях, чтобы оставались одушевлённые образцы отшедших… Когда же, наконец, воскресение стало при дверях и нет никакого страха смерти, но мы идём к другой жизни, лучшей, нежели настоящая, то и забота о том сделалась излишней»[170].

В противоположность детолюбивым исламу и буддизму христианство недетолюбиво. Есть заповедь, требующая от детей выполнения долга перед родителями, но нет заповеди, предписывающей чадолюбие, хотя такая любовь естественна и необходима для блага рода. Христианские дети по сравнению с мусульманскими обделены любовью уже на догматически-религиозном уровне. Для христианина, по вышеприведённым словам одного из главных учителей христианства, забота о деторождении сделалась излишней после того, как Христом было объявлено о предстоящем всеобщем воскресении, которое уже «при дверях». В самом деле, трудно представить себе, как ожидание скорого второго пришествия и Суда могли бы успешно совмещаться с любовью к деторождению и детям. У христианского богословия много отрицательных заслуг перед человечеством. Одной из таких заслуг следует считать сокрытие им таких моментов в учении Христа, как неодобрение им брака и деторождения. Из постулата о скором втором пришествии и всеобщем воскресении и не могло быть выведено никакое иное следствие, кроме того, что дети ненужная обуза в оставшейся короткой жизни. Но в таком оригинальном виде христианство не нашло бы поддержки верующих, поэтому главной задачей для зарождающегося христианского богословия стал тайный отход от оригинального учения Христа и его замена на учение, сообразное с природой и чаяниями человека. С этой задачей христианское богословие справилось блестяще.

Идеал девства, изначально непопулярный, был всегда невыгоден церкви. Такими идеалами не поддерживаются власть и влияние. В конце концов он был заменён на традиционный идеал совместной жизни в браке мужчины и женщины – не идеал даже, а естественно сложившийся у всех народов обычай, который наилучшим образом соответствует естеству человека и интересам общества. При этом христианству пришлось тайно пойти против рекомендаций Христа и Павла и возвысить и «узаконить» брак, после чего брак был даже включён в число семи таинств. На фоне распространившегося ожидания скорого конца света продолжение рода «человек» и полообщение перестали играть в мироощущении христиан сколько-нибудь значимую роль. И лишь когда обнаружилось, что Христос необъяснимо медлит со вторым пришествием, встал вопрос о состоятельности веры в близкий конец света и второе пришествие, но также и о состоятельности взглядов Христа и Павла на брак. Христианское богословие оказалось в труднейшем положении, из которого не было иного выхода, кроме как радикально порвать со взглядами Христа и апостолов на брак и девство и вернуться к традиционным, всеми народами разделяемым взглядам на отношения между полами. Так совершился в представлениях христиан гигантский переворот, оставшийся ими самими незамеченным, – настолько искусно этот факт был скрыт от них церковью и богословами. Этот по своей сущности антихристианский переворот во взглядах на брак и девство был совершён в недрах христианской церкви самой церковью; но не допустить его было невозможно. Христианству удалось поменять унаследованные от Христа принципы на прямо противоположные, не утратив доверия своих приверженцев. Церковь перестала учить девству и стала учить брачному сожительству «во Христе». Переворот в религиозных и житейских представлениях такого масштаба в другом случае считался бы революционным и вызвал бы контрдвижение; но в данном случае революционный переворот был совершён подпольно, и никакого контрдвижения не последовало. Историкам ещё предстоит выяснить, как оказалось возможным для христианства это без преувеличения великое достижение – радикальная смена курса в вопросе отношений между полами без того, чтобы при этом пострадали интересы и авторитет церкви. Восторженное поклонение девству, инициированное Христом и Павлом, уступило место традиционному здравому взгляду на взаимоотношения между полами. Если в четвёртом веке культ девства активно насаждался и спешно вырабатывались обряды посвящения в девственницы и девственники, то к XI веку эти обряды по большому счёту были изжиты и заменены новым, противоположным по духу обрядом – обрядом венчания. В качестве обязательного обряд венчания был утверждён в православии в 1092 г.[171] Так церковь обеспечила себе контроль над важнейшей стороной личной жизни человека. Притязания на такой контроль христианство заявило уже во втором веке, само ещё преследуемое и не имевшее реальной власти, устами Игнатия Богоносца, потребовавшего, чтобы вступающие в брак предварительно испрашивали разрешение у епископа:

«А те, которые женятся и выходят замуж, должны вступать в союз с согласия епископа»[172].

Но бракосочетание ещё на протяжении веков оставалось актом юридическим, пока христианство не придало ему характер религиозного таинства, увязав его со своими догматами. Столь же помпезно и празднично, как некогда юные девицы благословлялись на девство, они теперь благословлялись на брак. Обряд венчания вытеснил обряд посвящения в девство.

Развод, если брак всё же заключён, для Христа оправдан только изменой жены. Возможность развода из-за измены мужа не предусматривается. Тут перед нами тендерное неравноправие в чистом виде, освящённое в самой высокой инстанции. Если отрицательное отношение Христа к браку в равной степени затрагивает интересы обоих полов и если в равной степени затрагиваются интересы обоих полов запретом на развод, то допущением развода по причине измены жены затрагиваются честь и права только женщин. Тем самым уже в самих основаниях христианской концепции брака женщине отказывается в равноправии с мужчиной. Замечательно, что венчающиеся по православному обряду держат две иконы: невеста держит икону Божьей матери, жених – икону Христа, творца культа девства и апологета безбрачия. Если бы жених и невеста внимательно присмотрелись ко взгляду Христа, они