В какой-то момент Нилакши пришлось взять его за руку и осторожно потянуть за собой. Открывавшиеся виды – на стадион, на очертания домов на фоне неба – давали ему ощущение, что он заново открывает Уэмбли. Наина всегда любила ходить пешком. Сейчас, несмотря на боль в икроножных мышцах, он понимал почему. Ему было больно, он не знал, как пройдет еще три километра, но был очень горд, что дошел так далеко.

Добрая Нилакши подбадривала его, болтая всю дорогу. Она заставила его почувствовать, что он способен пройти путь до конца. С каждым новым шагом он ощущал, что книга в сумке подстегивает его. Мукеш продолжал прислушиваться к голосу Наины, говорившему ему, что он молодец. Но рядом была Нилакши, а Наины нигде не было. Внезапно Мукешу вспомнилась «Ребекка» – история о новой жене, пришедшей на смену старой, которая вечно жила в виде призрака… Он выкинул эту мысль из головы. Эти книги… они раззадоривали его воображение.

Он старался сосредоточить внимание на следующем шаге. Старался направить свой позитивный настрой в движение. Старался удержать возникшее ощущение жизни. Пока реальность и одышка не настигли его.

– Нилакшибен, – сказал он, уперев руки в колени, – думаю, мне придется остановиться здесь и сесть на автобус до дома.

– Ты не получишь грамоту. И самое главное – пропустишь прасад[27]!

Мукеш покачал головой.

– Я думаю, прасад – это последнее, что мне сейчас нужно – от сахара у меня может быть сердечный приступ. – Он посмотрел на пылающие ноги, дышал так глубоко, как только мог, но воздух проникал в легкие с хрипами. Он не мог закончить прогулку, но уже прошел больше, чем за всю жизнь, был рядом с таким количеством людей, какое не окружало его уже долгие годы. Разве это не достижение?

– Мукешбхаи, – сказала она, – я поговорю с Харишем и сообщу ему. Он поймет.

Она ушла. Мукеш наблюдал, как люди, шедшие медленнее, обгоняют его, улыбаясь и маша руками. В большинстве это были мужчины, сейчас плетущиеся в хвосте, тогда как вначале они были впереди. Они были в хлопчатобумажных брюках, сандалиях с застежками на липучках и хорошей подошвой. Под их яркими футболками проступали очертания нательных маек. Мукешу был хорошо знаком этот образ – он и сам любил в нем щеголять – это была общепринятая униформа индийского мужчины за шестьдесят.

Он высматривал в море белых, кремовых и темно-синих цветов голубые шаровары Нилакши. Но ее не было видно, она была слишком далеко. Не в силах сделать ни шагу, он присел на ограду дома, отделявшую запущенный палисадник от оживленной дороги с двусторонним движением. Мукеш чувствовал каждую проносящуюся мимо машину, которая со свистом обдавала его горячим, липким, загрязненным воздухом. До сих пор он не знал этого, но сейчас ощущал на вкус каждую частицу дыма, каждый выхлоп, попадавший в легкие.

Он опять подумал о Наине. Не это ли ее убило? Грязный воздух? Он где-то слышал, что загрязненный воздух содержит канцерогены, вызывающие рак.

Он вспомнил ее звонкий смех, когда он спустился из спальни в надетой задом наперед футболке. Неожиданно это воспоминание сменилось ее образом в больнице, бледной тенью той женщины, какой она когда-то была.

Секунду спустя появилась Нилакши с бутылкой воды.

– Хариш велел идти домой. Он просил передать тебе вот это. – Она вручила Мукешу воду. – По-моему, удача, не надо говорить с Харишем после того, как все это кончится! Как ты и планировал. Как будешь добираться до дома?

Мукеш взял бутылку, поспешно открутил крышку и выпил, даже не поблагодарив. Он закрыл глаза, глубоко вдохнул вонючий воздух и встал.

– Я сяду на автобус.

– Я поеду с тобой.

Он покачал головой, но она остановила его:

– Мукешбхаи, Наина никогда бы не простила, если бы я отпустила ее мужа одного домой, когда он едва может ходить.

В мгновение ока, словно щелкнули выключателем, Мукеш почувствовал себя немощным дураком. Что увидели бы молодые мужчины, глядя на него? Те, что водят скоростные автомобили и никогда не называют его «дядей». Они бы назвали его «дедом».

Он опять стиснул сумку в поисках сил.

– Нилакшибен, – произнес он, когда они зашагали к автобусной остановке, которая все еще была слишком далеко.

– Да, Мукешбхаи, – отозвалась она.

– Спасибо за помощь.

– Я же сказала, Наина бы мне никогда не простила.

– Не хочешь зайти? – нервно и нерешительно спросил Мукеш, стоя на пороге своего дома.

Нилакши посмотрела на дом, ее глаза расширились.

– Нет. – Она два раза слегка качнула головой. – Не стоит, я лучше пойду. Но я рада, что с тобой все в порядке. Ты ведь нормально себя чувствуешь?

– Мне гораздо лучше, Нилакшибен, – улыбнулся Мукеш, радуясь, что его сердцебиение за время поездки в автобусе пришло в норму.

– Надеюсь, скоро увидимся. Приятно было повидать тебя после долгого перерыва, Мукешбхаи. – Нилакши легонько помахала рукой. – Как я уже сказала, могу заглянуть к тебе и научить готовить бринджал бхаджи[28]. Только дай мне знать.

– Лучший бринджал бхаджи готовила Наина, – рассеянно ответил Мукеш, ощущая тяжесть книги в сумке.

– Да, я помню. Ну, может, у нас получится не так вкусно, но лучше, чем ничего! – голос Нилакши поднялся на октаву выше, и она кивнула в знак прощания.

Мукеш чувствовал себя скованно и неловко и не мог понять, то ли из-за этой ситуации, то ли из-за того, что мышцы затекли после прогулки.

Закрывая входную дверь, он увидел фотографию Наины над телевизором, украшенную гирляндой. Он пристально вгляделся в ее лицо. Изменилось ли оно? Ему показалось, что ее глаза стали менее беззаботными, в них теперь что-то скрывается: разочарование, гнев?

Его мысли перенеслись к «Ребекке», представив ее портрет, висящий в холле особняка Мэндерли, всегда рядом, всегда наблюдающий.

Он ведет себя глупо. Если бы Наина была здесь, она бы спросила, как поживает Нилакши, как справляется с горем. Она, вероятно, попросила бы его отнести ей лепешек тепла. Наина никогда не была ревнивым человеком. Но Мукеш все равно чувствовал укол вины. Первым делом он вынул из сумки книгу и показал ее изображению Наины, втайне надеясь, что, хотя бы на мгновение, услышит голос жены, подбадривающий его, затем положил книгу на новоиспеченное кресло для чтения.

После всех физических перегрузок он нуждался в дневном сне. Мукеш включил радио – ему нравилось что-нибудь слушать, когда он засыпал, – и тяжело опустился на кровать. Возможно, когда он проснется, будет чувствовать себя разбитым, на мгновение он запаниковал, сможет ли он вообще встать с кровати, но он решил, что пока не стоит об этом беспокоиться. Он будет решать проблемы по мере их поступления.

Когда он опустил голову на подушку, его мысли начали дрейфовать. Сегодня, несмотря на боль в мышцах, он чувствовал себя живым и энергичным. Он чувствовал, что Нилакши и даже Хариш увидели в нем полноценного человека, а не обузу, престарелого отца, которого нужно каждое утро проверять по голосовой почте. Он предстал как человек с чувствами и эмоциями, симпатиями и антипатиями, а не как номер пациента в медицинской карте или как пункт в списке дел дочерей.

Через несколько секунд, почувствовав себя удовлетворенным и расслабленным, Мукеш уснул.

Когда Мукеш