даже на страницах газет.

Поздравить маму пришли многие, по очереди, как того требуют нынешние правила: мой брат, Донателла, Грациано, Тициана, Франческа, Марта. Она проговорила полчаса с моей кузиной Лучаной, моей ровесницей, думая, что это совсем другая Лучана, жившая рядом с ней в детстве, которая, как я могу себе представить, уже очень вероятно умерла и где-то похоронена. Но она была так рада поговорить с ней. В глубине души она предпочитает нам мир теней, мы же ей кажемся чужими. Мы для нее представляем собой настоящее, слишком близкое настоящее, чтобы на самом деле быть ее жизнью. Сегодня она высказала теорию, что этот дом не ее дом, а больница, которую мы замаскировали под дом, чтобы ее обмануть. И если бы она знала, то не приехала бы сюда.

Дядя Фернандо в своей комнате в самой высокой части деревни кричал «мама» целых три месяца перед тем, как умереть, и с головой у него, как и у моей матери, было все в порядке, просто он искал свой дом, как все старики, и это всегда дом детства. Детство имеет непобедимую власть над всей нашей последующей жизнью. Неважно, было ли оно счастливым или несчастливым, но мы всегда возвращаемся к нему, чтобы найти объяснение нашему существованию, найти объяснение нам самим. Полагаю, это вызвано тем, что у детства нет ничего – ни амбиций, ни статуса, ни социальных ролей, ни регалий, – но у него есть нечто другое, и оно хочет только любви. Той самой любви, которой никто не согреет героиню «Девочки со спичками», самой жестокой из сказок.

Сегодня мы ждем распоряжений правительства с назначением цвета областям и провинциям. Мне бы хотелось мыслить позитивно, а значит, подстричь траву, покрасить шезлонг с Фридой Кало и заказать железный диванчик, чтобы поставить его под сливой. Сегодня у меня заказали «Гербарий» Эмили Дикинсон, обеспечив мне очередной приступ паники при мысли, что я не смогу найти для магазина новые экземпляры.

* * *

Сегодняшние заказы: «Гербарий» Эмили Дикинсон, «Дафна» Татьяны де Ронэ, «Мы» Паоло Ди Стефано, «Безмятежный хаос» Сандро Веронези, «Лихорадка» Джонатана Бацци.

24 апреля

У меня была долгая пауза, которую я провела во Флоренции с Лаурой, Мирто и Персиком. Это и правда очень похоже на дом Пеппи. Ощущение беззаботной семьи, где для многих вещей нет строгих правил, а есть привычки, создаваемые на ходу. Однако стоило мне выйти из дома, как я чувствовала себя несчастной: я ненавидела ходить по солнцу и ненавидела плоские улицы. Мне нравится здесь, где все время приходится то подниматься, то спускаться, отчего мускулы всегда в тонусе, как и извилины в голове.

За время моего отсутствия много чего произошло. Мери, нежная утонченная Мери, родившаяся в Лучиньяне и жившая в Массе, входившая в трио голосов, ежедневно соединявших Массу с Флоренцией и Генуей, умерла в возрасте девяноста двух лет. Редента умерла еще раньше, и таким образом их ежедневная перекличка прекратилась. Хор голосов, звучавший как привычный непременный фон, замолчал. Они ссорились и мирились как три подружки-студентки, разъехавшиеся по разным городам на учебу, но не забывающие своей деревни. Как поживает такой-то или такая-то, какие новости, как там дома, где они жили столько лет. Мы давно уже не видели Мери, и поэтому помним ее высокой, элегантной, модно одетой, с зачесанными наверх и собранными в пышный пучок волосами. В общем, в стиле Мины[84]. Прах Мери в субботу вернулся в Лучиньяну. Теперь она дома.

А Ирма, соседка по дому, упала с лестницы во время одного из своих рейдов по уборке всего вокруг (улиц, стен), включая прополку сорняков, и теперь она месяц должна соблюдать покой и носить корсет. Однажды она обрезала виноградную лозу, свисавшую без опоры в заброшенном саду под моим окном. Об этом вьющемся побеге, о радости, которую он доставлял мне каждое утро, я когда-то написала стихи. И когда я увидела смертоносный порез, нанесенный руками Ирмы, мне захотелось плакать.

Я обратила внимание, что Альберто Мангель часто пользуется выражением «Это меня волнует»[85] в отношении каких-то моментов в романах. Его, например, волнует Франкенштейн, который входит в дом отшельника и говорит: «Простите за вторжение». Волнение – это нарушение психического равновесия. Как спокойное море, внезапно покрывшееся волнами. Однако интересно понять, что именно может волновать такого серьезного читателя, как Мангель.

В особенности, если это происходит в отношении того, что Оруэлл определил бы как «хорошая плохая книга». Полагаю, что в какой-то степени здесь можно говорить об утешении. Мы читаем, чтобы получить утешение, и плачем, потому что утешение начинает действовать. Утешение – запрещенное слово для итальянской литературы, где на протяжении долгих десятилетий господствовали авангардные течения, вылившиеся потом в структурализм с его лихорадочным желанием все классифицировать. К счастью, сегодня мы читаем Анни Эрно, Джоан Дидион, Джамайку Кинкейд – и очень этому рады.

Вышла книга Мартина Лейтема, продающего книги в одном из магазинов книжной сети «Уотерстоунс» в Кентербери. Он тоже все бросил, отказался от карьеры профессора в Университете Хартфордшира, сулившей ему блестящее будущее, чтобы посвятить себя книжному магазину. В первой главе «Историй торговца книгами» говорится о «греющих душу», утешительных книгах – тех книгах, которые идут прежде осознанного чтения. Утешительная книга встречается нам случайно, как любовь, она успокаивает наши страхи и становится нашим секретом. Мы прижимаем ее к груди, вдыхаем ее аромат и никогда не говорим о ней с чужими – она есть и останется нашим частным делом. Но что, если бы я встретила Мартина в каком-нибудь кафе в Кентербери и он попросил бы меня составить список утешительных книг? Я бы начала так:

«Малышка Миньон» Берт Франель

«Крошка Доррит» Чарльза Диккенса

«Пекос Билл» Эрика Блэра

«Пеппи Длинныйчулок» Астрид Линдгрен

Поскольку Мартин говорит, что утешительные книги выступают прообразом того, кем бы мы хотели стать, когда вырастем, или кем станем, то из списка моих тайно обожаемых в детстве книг я могу сделать вывод о двойственности своей личности. Одна половинка – сердобольная девочка, взваливающая себе на плечи заботы о неудачниках и изгоях общества, а другая – веселая и предприимчивая, находящая выход из любого положения. Сколько раз я перечитывала историю Пекоса Билла, который еще крошечным мальчиком выпал на ходу из повозки своих родителей, и никто этого не заметил. Дело происходит в Техасе, вокруг него кактусы и большая стая койотов. Пекос растет вместе с ними, уверенный, что он один из них. Когда его спасают люди и он убеждается, что он не койот, то уже умеет делать замечательные вещи. Например, использовать вместо лассо свою змею Шейка, а другую змею – вместо хлыста. Отличное противоядие для моего душевного здоровья – для той змеи, которая ползала по всей Лучиньяне в поисках девочек, которых можно было бы задушить.

* * *

Сегодняшние заказы: «Кроха» Эдварда Кэри, «Сад и его сила» Пии Перы, «Ненужная женщина» Раби Аламеддина, «Прощайте, призраки» Нади Террановы, «Вид с песчаным зернышком» Виславы Шимборской, «В лесах Сибири» Сильвена Тессона, «Ботанические тетради мадам Люси» Мелиссы Да Косты.

26 апреля

Первый день, когда мы можем открыться после месяцев вынужденного – красной или оранжевой зоной – закрытия. Теперь мы желтые. Жаль, что погода плохая, обещали дождь. Мы объявили, что будем открыты в субботу и воскресенье и что нужно заранее бронировать посещение: мы будем пускать посетителей один раз в час и максимум по пятнадцать человек. Посмотрим, как все пройдет.

В прошлые выходные у нас были первые посетители откуда-то из Флоренции. Светило солнце, и они не выдержали, взяли и поехали. Как же прекрасны реальные посетители из плоти и крови, каждый со своим читательским багажом и радостью находиться здесь. В воскресенье у нас снова была семья из Филикаи – та самая, где читают все: мать, отец, девятилетний Элиа и двенадцатилетняя Матильде. Каждый раз они устраивают эту сценку, что хотят подарить маме книгу, и начинают сыпать предложениями. Элиа хотел во что бы то ни стало подарить ей «Всякая страсть угасает»