Но на самой последней странице ее последние слова: «Он пришел за мной». На странице нет поцелуя губной помады. Только эти четыре страшных слова. Я переворачиваю страницу, пытаясь понять, есть ли продолжение. Отчаянно хочу этого.

Больше записей нет, но я замечаю нечто странное.

Зазубренный кусочек бумаги торчит из корешка. Я провожу по нему пальцами. Из дневника вырвана страница.

Неужели она записала что-то важное и решила, что не стоит рисковать, чтобы об этом кто-то узнал? Все эти три книги рискованные, полны измен и секса. А главное, полны любви к мужчине, который преследовал ее.

Я поднимаю голову, смотрю вперед, но ничего не вижу.

Когда мама уезжала, она надеялась, что я прислушаюсь к ее совету и перееду из Парсонс-Мэнора. Но когда она вышла за дверь, в моих ноздрях остался тошнотворный запах ее духов Chanel, и я решила, что не хочу переезжать.

Была ли у бабушки странная привязанность к поместью? Возможно. Но если этот дом так много значил для нее, мне не хочется его отдавать. Даже если это означает, что у меня тоже есть нездоровая привязанность.

И сейчас это решение только укрепляется. Эта книга никак не могла оказаться на полу. Но она оказалась. И я не знаю, было ли это делом рук бабушки или Джиджи, но кто-то хотел, чтобы я прочитала эти записи.

Они хотят, чтобы я нашла того, кто убил Джиджи? Боже, я не могу представить, как трудно было бы раскрыть убийство в 40-х годах с такими неважными технологиями. Ее убийца вообще еще жив?

Может быть, неважно, жив он или нет. Может быть, Джиджи хочет справедливости за свое убийство и за то, чтобы человек, который слишком рано оборвал ее жизнь, был разоблачен — живым или мертвым.

Я выдыхаю дрожащий вздох, мои пальцы обводят четыре пугающих слова.

Он пришел за мной.

— Объясни мне, пожалуйста, почему ты заставляешь меня взламывать базу данных полиции, чтобы посмотреть на криминальные фотографии твоей убитой бабушки? — спрашивает Дайя, сидя рядом со мной, ее пальцы зависли над мышкой.

У меня возникает искушение протянуть руку и надавить на ее палец, чтобы она наконец нажала на эту чертову кнопку. Как только она это сделает, откроются записи Джиджи.

Я вздыхаю.

— Я уже говорила тебе. Она была убита. И я думаю, что знаю, кто это сделал, просто… ну, я не знаю о нем ничего, кроме его имени и того факта, что он преследовал ее.

Дайя смотрит на меня, но в конце концов сдается. Она щелкает мышкой, наконец-то, и открывает фотографии с места преступления Джиджи.

Они довольно тревожные. Джиджи нашли в ее постели, с перерезанным горлом и ожогом от сигареты на запястье. Убийцу так и не нашли из-за недостаточного количества улик.

Большая часть вины возлагалась на офицеров, приехавших на вызов, ссылаясь на то, что они протоптали все тропинки на месте преступления. Улики были потеряны или загрязнены полицейскими, на них указывали пальцами, но в конечном итоге никто не понес за это ответственности.

Дайя перебирает фотографии, каждая из которых более тревожная, чем предыдущая. Фотографии раны на шее крупным планом. Ожог на запястье. Лицо Джиджи, застывшее в страхе, ее мертвые глаза смотрят в камеру. И ее фирменная помада, размазанная по щеке.

Я сглатываю, это зрелище резко контрастирует с фотографией, скрывающей ее безопасность. Ее широкое, улыбающееся лицо, полное жизни и огня. А затем ее мертвое, холодное тело, застывшее в страхе.

Кто бы ни убил ее, он сильно напугал ее. В затылке зашевелилось тревожное чувство. Судя по записям Джиджи, ее преследователь не напугал ее. На самом деле, похоже, что он сделал прямо противоположное.

Я выкинула эту мысль из головы. Он был одержим ею, и после ее смерти было несколько записей, которые указывали на то, что они не ладили из-за его ревности к ее браку.

Его одержимость, должно быть, была смертельно опасной.

Затем Дайя перешла к полицейским отчетам. Не только те, что были обнародованы, но и документы расследования, которые были конфиденциальными.

Формально, расследование все еще открыто. Оно просто остыло.

Мы не торопились читать документы, но в итоге единственное, что мы узнали, — это время смерти и тот факт, что Джиджи упорно боролась.

Мой прадед, Джон, был сразу же исключен из списка, так как несколько очевидцев видели его в продуктовом магазине во время убийства.

Я прикусываю губу, эта мысль вызывает чувство вины, но я не могу не думать об этом.

Что, если он все же был сообщником?

Я вытряхиваю эту мысль из головы. Нет. Не может быть. Мой прадед любил Джиджи, несмотря на то, что их брак разваливался по швам.

Это должен был быть ее преследователь.

Это очевидное объяснение. Преследователь завоевал доверие Джиджи — каким-то образом заставил ее чувствовать себя комфортно настолько, что она расслабилась рядом с ним. А потом он убил ее.

— Эта вырванная страница должна иметь какое-то значение, — бормочу я, все больше расстраиваясь из-за отсутствия улик. Я никогда не смогу стать детективом и заниматься этим дерьмом каждый день.

— Может, это сделал убийца, — предполагает Дайя, бездумно прокручивая фотографии.

Я кривлю губы, обдумывая это, прежде чем покачать головой.

— Нет, это не имеет смысла. Почему он вырвал только одну страницу, а не просто выбросил все дневники? Там много улик. Был ли это преследователь или кто-то другой, Джиджи говорит о том, что за ней охотились. И если это был не преследователь, то они могли бы легко свалить вину на Роналдо и покончить с этим. Кто бы это ни был, он не мог знать об этом. Джиджи, должно быть вырвала страницу, прежде чем спрятать книги.

Дайя кивает головой.

— Ты права. Что бы ни было на этой пропавшей странице, это важно, но мы не можем на это полагаться.

— Нам нужно выяснить, кто такой Роналдо, — заключаю я.

Дайя кивает головой, выглядя немного уставшей от этих мыслей. Не могу сказать, что я тоже.

— А нам не от чего отталкиваться. Не упоминается его фамилия. Почти нет физического описания.

— У него был шрам на руке, — предлагаю я, вспоминая упоминания об этих вещах в дневнике Джиджи. — И он носил золотое кольцо.

— Упоминала ли она о его социальном положении? О работе? Что-нибудь, что могло бы навести нас на мысль о том, кем он может быть?

Я кривлю губы:

— Придется поискать еще раз. Я помню, она говорила, что он был замешан в