Когда Мия проснулась, в комнате было гораздо теплее, чем накануне. Услышав движение на кухне, она догадалась, что Хокон, должно быть, подбросил в печь несколько поленьев и жар распространился вверх. Быстро одевшись, она спустилась вниз и нашла своего гостя на веранде с чашкой кофе и тарелкой мюсли с простоквашей и фруктами.

— Доброе утро. Выглядит омерзительно полезным, — прокомментировала она с улыбкой. Простокваша, или филмйолк, была разновидностью кислого или ферментированного молока, напоминающего йогурт, или его исландский вариант скюр, который недавно стал популярен в Великобритании, и это была главная составляющая шведского завтрака. Мия любила его только с большим количеством сахара, что как бы противоречило его назначению. — Ты не будешь возражать, если я вместо этого съем немного твоего чудесного хлеба? Обещаю, что сегодня куплю тебе новую буханку.

— Доброе утро. Конечно, угощайся, если не хочешь наполняться клетчаткой.

— Этим я могу позавтракать и в Англии. Здесь, в Швеции, мне нравится есть вкусный хлеб и выпечку. Плохо, я знаю.

— Иногда забавно быть плохим. — Он улыбнулся ей, и у нее внутри словно брызнуло и зашипело шампанское.

Неужели она вообразила двусмысленность? Нет, он, вероятно, не имел в виду ничего такого. Боже, что с ней происходит? Она вкладывала в его слова и действия то, чего там просто не было.

Сразу же после завтрака Хокон собрался уходить. Когда он взялся за ручку двери, зазвонил его мобильный, и она услышала, как он сказал, закрывая дверь: «Привет, милая, как дела?» Она чувствовала себя еще более глупо, чем раньше. Все было так, как она и подозревала: у него есть жена или девушка.

«А у меня — парень», — твердо сказала она себе, ополаскивая посуду. Так почему же вообще у нее в голове возникал этот вопрос?

Съездив наскоро в супермаркет, Мия продолжила помогать Хокону на раскопе, который они вчера начали. Они изрядно подвинулись, но в грунте не было ничего особенно интересного, по крайней мере в верхних слоях.

— Я думаю здесь еще немного углубиться, просто чтобы убедиться, что мы не тратим впустую время, — сказал он. — А ты как думаешь? Результаты геофизики как будто показали угол строения, но, возможно, оно довольно глубоко внизу.

— Конечно, хорошая мысль. — Мия задумалась — не следовало ли ей самой эту мысль сформулировать, как предполагаемому соруководителю раскопок и все такое, — но попыталась сделать вид, что думала примерно о том же самом.

— Так, я начну. — Он кивнул в сторону раскопа: — Вон там планшет с миллиметровкой и бумага с карандашами, если они тебе понадобятся.

— Что? Ах да. — Мия запоздало вспомнила, что по ходу работы должна делать чертежи и подробные рисунки, чтобы фиксировать ход раскопок. — Я… гм, не думала, что это необходимо, так как мы еще ничего не нашли.

— Все в порядке. — Он улыбнулся. — Просто решил на всякий случай упомянуть об этом.

Она не была уверена, проверяет ли он ее, поэтому лишь кивнула в ответ и повернулась, чтобы совком продолжить снимать землю слой за слоем. Прошли годы с тех пор, как она делала это в последний раз, но навык легко восстанавливался.

Между ними повисло неловкое молчание, и Мия почувствовала необходимость завязать разговор.

— Так как же ты оказался на работе в Швеции? Я имею в виду, ты же норвежец. — Возможно, она была любопытной, но вопрос вроде был довольно безобидным.

— Мама шведка, поэтому я много времени проводил в Смоланде с бабушкой и дедушкой. Мама и папа дипломаты, а я учился в школе-интернате. — Он пожал плечами. — На короткие каникулы не было смысла ехать на Дальний Восток. Когда пришло время выбирать магистратуру, дед умер, а бабушку устроили в дом престарелых. Я решил поступить в шведский университет в Лунде, чтобы навещать ее по выходным. А потом встретил свою жену, начал работать в музее и вроде как остался там.

— Понимаю. — Значит, утром он разговаривал с женой. Мия глубоко вздохнула. Что ж, хорошо. Гораздо лучше, если в доме с ней будет жить женатый мужчина. Менее неловко. Не так ли?

— А ты? Ты же говорила, что у тебя тоже мать-шведка, верно?

— О да, а мой отец был англичанином. Ну, на самом деле валлийцем. Он… умер несколько лет назад. От рака.

Это был ужасный удар, и в тот момент Мия нуждалась в Элин больше, чем когда-либо. Возможно, именно поэтому ей так не хотелось сейчас расставаться с Берч Торпом. Это было ее убежище, ее надежная гавань, единственное место, где можно было переждать любое жизненное ненастье.

— Сочувствую; должно быть, тебе было тяжело. — Взгляд Хокона был искренним и успокаивающим.

Мия кивнула.

— Да, так оно и было. — Но ей не хотелось думать об этом, поэтому она принялась рассказывать разные смешные истории из своей жизни, пока они продолжали работать совками.

Незадолго до полудня Хокон издал возглас:

— Эгей, что это такое?! Посмотри-ка, что я нашел.

Он взял маленькую щеточку и начал бережно очищать предмет, который держал между большим и указательным пальцами. Когда он протянул его Мие, она чуть не ахнула.

— О, как красиво! Нательный золотой крестик! — Осторожно держа пальцами, она повернула его, и он замерцал на солнце, которого не видел почти тысячу лет. Вглядевшись внимательнее, она совсем разволновалась: — Но это не викинги, а кельты. Очевидно, христианский. Видишь круг позади креста? Это типично кельтская форма, ошибиться невозможно.

Он кивнул.

— Да, я знаю. Вероятно, привезен в качестве товара или, может быть, результат набега.

— Интересно, как он оказался здесь. Это не похоже на большой дом, обитатели которого владели подобными прекрасными вещами. И я не вижу, чтобы он был сломан, так что его не потеряли. — Даже петля в верхней части крестика, куда продевался веревочный или кожаный шнурок, была цела. Мия подняла его вверх, к свету, и ощутила странный толчок изнутри, неистовый порыв чувства, подобный лютой тоске. Она торопливо вдохнула, сбитая с толку этим ощущением. Крестик казался знакомым, как и кольцо со змейкой, которое она носила, и ей очень не хотелось выпускать его из рук. Она нахмурилась от таких глупых мыслей и бесцеремонно шлепнула его обратно в ладонь Хокона.

Он удивленно поглядел на нее.

— Что случилось?

— Ничего… Я просто… Нет, ничего.

— Нет, скажи. — Он пригвоздил ее своим голубым взглядом, и что-то заставило ее выпалить правду: